– А теперь скажи честно, оно сильно отличается от того, что ты
узнал в другой реальности? – лукаво сверкнув своими
очками-половинками спросил Дамблдор. Гарри смутился. Директор
подбодрил его: – Ничего страшного, мой мальчик! Я не обижаюсь! У
тебя действительно было много неприятностей из-за меня, но я всё
равно желаю тебе только добра!
Гарри вздохнул и сказал:
– Слово в слово... – а потом, словно оправдываясь: – Но папа
действительно считает, что это не важно! Он считает, что проблема
не в Волдеморте, а в политике Министерства!
– Есть и такая точка зрения, – кивнул директор. – И в чём-то он
прав. Я тоже считаю, что Волдеморт это только внешнее проявление
болезни, которой больно наше общество, но, как это ни
парадоксально, именно он даёт нам шанс вылечить эту болезнь раз и
на всегда. Впрочем, – он взглянул на часы, – об этом мы ещё
поговорим. К сожалению, сейчас время уже позднее, а я должен ещё
сказать тебе кое-что очень важное.
– Да, профессор?
– Ты уже человек достаточно взрослый, поэтому можешь сам
принимать решение, в частности, кому говорить об этом пророчестве,
а кому нет. Я хочу, чтобы принимая такое решение ты помнил о том,
что Волдеморт относится к этому пророчеству очень серьёзно, а
поэтому каждый, кто его знает подвергается большой опасности.
Опасности подвергается и сама профессор Трелони, ибо, хоть она и не
помнит, как изрекает пророческие слова, получить текст из её
подсознания вполне возможно. Надо ли тебе говорить, что после этого
Волдеморт не оставит её в живых?
– Я понимаю, – ответил Гарри очень серьёзно. – Кто ещё знает об
этом пророчестве?
– Очень хорошо, Гарри, что ты всё это понимаешь. О пророчестве
знают несколько доверенных людей, из учеников я рассказал его
только Невиллу. Как бы то ни было, его оно тоже касается. Я говорил
ему то же, что и тебе, но на всякий случай, будь добр, напомни ему
ещё раз то, что я рассказал тебе о связанных с пророчеством
опасностях.
– Хорошо, профессор, – ответил Гарри. – Я могу идти?
– Давай я лучше провожу тебя, а то время позднее, не хотелось
бы, чтобы из-за меня у тебя были неприятности. И, Гарри, ты не
хочешь больше ничего спросить, или рассказать?
Спросить можно было о многом, но увы, большинство этих вопросов
были либо риторическими, либо такими, что ожидать правдивого ответа
по существу не приходилось, поэтому Гарри только сказал: "Нет,
профессор", а помолчав немного, добавил: "Мне надо подумать."
Добавил большей частью для того, чтобы смягчить резкость
ответа...