[2].
Раз за разом Лёва повторял древние как мир слова, с надеждой
глядя в бездонное и безоблачное небо. Он забыл сейчас о том, что он
комсомолец, интернационалист и атеист. Но вдруг ощутил свое
неразрывное внутреннее родство со всеми поколениями предков своего
некогда великого народа, уже двадцать веков как рассеянного по
миру, но не потерявшего свою идентичность. И слизывая неожиданные
соленые слезы запекшимся языком, он все повторял и повторял, тихо,
чтобы никто не услышал: «Зохрэну Адонай Элоэну бо летова уфокдэну
во ливраха веошиэну во лехайим товим, увидвар йешуа верахамим хус
вехонэну верахэм алэну веошиэну, ки элэха энэну ки Эль Мэлэх ханун
верахум Ата»[3].
Лёва не видел, как на него с кривой ухмылкой искоса посматривает
шагающий в том же ряду его ровесник Бодя Кондратюк. Богдан был
родом с самого Львова — древней столицы Галицко-Волынского
княжества, называемого иначе — Русским
королевством[4], потом побывавшего в
составе Польско-Литовского государства, потом ставшим столицей
Королевства Галиции и Лодомерии в составе Австро-Венгерской
империи, потом был частью Польского королевства в составе
Российской империи, с 1919 года — окраиной независимой Польши, а с
1939-го вошел в состав СССР.
Богдан всей душой любил свой действительно очень красивый и
удивительный город. И вот теперь его родной Львов освобожден от
красной оккупации и Бодя искренне верил, что это только начало
новой и, безусловно, великой истории лучшего в мире города. Бодя
ждал только часа, когда можно будет рассказать немцам, что он
всегда мечтал вступить в их армию и вместе с ними бить ненавистных
москалей, жидов и пшеков[5], веками
угнетавших их народ. А первое, что он сделает, это сдаст немцам
того вон жидёныша, молящегося сейчас своему чертову богу и
надеющегося, что он его спасет. Как бы ни так, вновь, несмотря на
смертельную усталость, ухмыльнулся Бодя, хватит, настрадался уже
его народ и от русских, и от жидов. Жидов Бодя отчего-то искренне
ненавидел даже больше, чем москалей и пшеков, всем своим сердцем
веря, что от них самые большие беды его народа. И Богдан, будучи
человеком верующим, с детства посещающим воскресную школу, тоже
зашептал про себя так, чтобы не слышали идущие рядом: «Боже, будь
милостивий до мене, грішного. Боже, очисти гріхи мої і помилуй
мене. Без числа згрішив я, Господи, прости мене. Во ім’я Отця, і
Сина, і Святого Духа. Амінь».