Вот один из усиков засёк что-то
весьма важное, и гусеничное серо-зелёное страшилище слегка меняет
курс. Оно осаживает возле магазина, само размером с магазин.
Все покупатели наклоняются к низкому
квадратному окну.
— Йех! — говорит одна из женщин. —
Гля, что приехало!
Женщины и дедок выбираются из
деревянного тамбура наружу. Машина приходит в сильное волнение и
принимается наставлять на них то один щупик, то другой.
— Так это эти... — говорит дедок. —
С-под Мазановки. Манёвры у них, стало быть...
Машина беспокойно шарит антеннами,
издавая время от времени нетерпеливое гудение.
— Мань, а Мань! — кличет дедок. — К
тебе ведь...
Из деревянного тамбура показывается
продавщица. Стоит ей ступить за порог, как все усики, щупики и
объективы обращаются в её сторону. Затем грозная боевая техника
приходит в движение. Массивная металлическая ферма совершает
замедленный кувырок с проворотом, так что перед попятившейся
продавщицей оказывается некая выемка. И в выемке этой лежит
купюра.
Продавщица оторопело смотрит на
бумажку, потом, смекнув, хватает её и опрометью бежит в магазин.
Возвращается со свёртком. Опасливо подобравшись к машине, опускает
предательски булькнувший свёрток в выемку.
Снова кувырок массивной фермы, мягкий
гудок, гусеничное страшилище тем же змеиным рывком трогает с места
— обратно, откуда пришло.
— А люди-то, Митрич! — спохватившись,
ахает одна из женщин. — Люди-то в ней где?
Дедок зачарованно смотрит вслед
машине.
— Стало быть, без людей, — с
уважением изрекает он наконец. —Запрограммировали, стало быть…
Автоматика...
1989
Широкий стальной клинок ещё дымился
от крови дракона, когда человек в доспехах привязал всхрапывающего
от ярости и страха коня к низкому уродливому дереву и, тяжело
ступая, сошёл в расселину.
Солнце садилось. В расселине было
темно, и всё же ржавую железную дверь он увидел издали, сразу.
Он искал её без малого десять
лет.
Там, за дверью, в недрах зачарованной
пещеры, таилась Хрустальная Чаша. Околдованный древней легендой,
ради неё он оставил пиры и турниры, ради неё он скитался по диким
землям и совершал подвиги, которые некому было воспеть.
Что-то больно толкнуло его в сердце.
Потом ещё раз. Это звала Чаша! Рыцарь выпрямился и, откинув
забрало, негромко, торжественно, слово за словом, произнес
заклинание, вырванное им пять лет назад из злобных уст умирающего
колдуна.