– Почему? – удивился директор
НИИ.
– Потому что к нам повалят пациенты
со всего СССР. Возле ваших учреждений встанут толпы. В этой
ситуации Михаил Иванович откажется работать – он об этом
предупредил. У него был случай, когда толпы встали у конторы, где
он принимал пациентов. Случилось после публикации статьи о нем в
«Советской Белоруссии». Ажиотаж еле удалось погасить. Поэтому
никаких публикаций – ни в газетах, ни в журналах. Персоналу
прикажите держать рот на замке. Если кто откроет – уголовное дело о
нарушении врачебной тайны. Я добьюсь, чтобы его возбудили и довели
до суда. За молчание будут премии – издам приказ. Разумеется, с
другой формулировкой: за успехи в лечении онкологических
заболеваний у детей.
– А еще добавим от моего кооператива,
– подключился я. – Будем хорошо сотрудничать, не обижу.
– Удивительный вы человек, – покрутил
головой директор НИИ. – В первый раз слышу, чтоб платили за право
исцелять. Почему-то у других наоборот.
Я усмехнулся и развел руками.
– Что будет делать персонал? –
поинтересовался главный врач детской клиники. – Если исцеляет
Мурашко?
– Странный вопрос, – удивился
министр. – Обследовать и вести больных. Вот представьте: вы
получили новое лекарство. Его применение дает поразительный эффект.
Разве это отменяет участие врача? Наблюдение, поддерживающее
лечение… Кстати о лекарствах. Химиотерапию применять прекращаем,
высвободившиеся препараты отдадим в клиники для взрослых. Всем все
ясно?
Участники совещания закивали. Так я
стал работать по трем адресам. В понедельник отправлялся в
Аксаковщину, два последующих дня практиковал в Минске, четверг и
пятницу проводил в Боровлянах, где исцелял детей с ДЦП. Не скажу,
что все шло гладко. Более всего хлопот доставлял рак крови. Не
лимфома с ее четкой локализацией, а лейкозы. Муторное дело. Для
начала долгий поиск патологии в органах кроветворения, затем помощь
им в возвращении прежних функций. Если деток с «обычным» раком мог
исцелить два десятка в день, то с лейкозами – три или пять. По моей
просьбе, в клиниках ввели сортировку больных. Для начала шли
тяжелые в терминальной стадии, после их исцеления занимался
остальными. Но процесс шел и приносил радость. Как и прежде я
являлся к деткам с гостинцами. Пока те жевали конфетки, работал. Но
с тяжелыми номер не проходил – времени требовалось больше. Я
облачался в халат и бахилы, надевал перчатки и хирургическую маску.
Врачи отводили меня к больному, где выдавали за коллегу из Москвы.
Я делал вид, что обследую пациента, сам же занимался исцелением.
Иногда это занимало час или два.