За дверью что-то упало. Императрица
тихо вскрикнула, ругнулся дядя Элай.
«Надеюсь, это была любимая мамочкина
ваза из розового фарфора», - зло подумал Тибер, хромая к выходу из
поместья.
Содрав себя чистый красный плащ, он
даже не заметил боли, когда острие серебряной фибулы прокололо
ладонь. Выступила кровь. Вытерев ее о штаны, Тибер поднес ладонь к
лицу и некоторое время задумчиво смотрел, как новая тонкая струйка
крови сочится из глубокой ранки. Приложив большой и указательный
пальцем к губам, он развел их стороны, заставляя губы исказиться в
улыбке.
Запрет? Плевать! На всех и на все,
плевать! Сегодня он пойдет в бордель, снимет двух-трех шлюх,
напьется до полусмерти, порядком проблюется и заснет в грязной
канаве.
Хороший будет праздник!
Долгое путешествие подходило к концу.
Тар рассчитывал прибыть в столицу к вечеру, но погода внесла свои
коррективы в планы принца. Мелкий дождик, периодически терзавший их
в пути, сменился грозовым ливнем. Лошади устали, да и людям было не
легче.
- Привал, - смилостивился Тар, когда
ливень стал затихать. – Заночуем здесь. - Днем раньше, днем позже.
Зачем торопиться туда, где его никто не ждет?
Промокшие насквозь и потерявшие былой
лоск горцы восприняли приказ с неподдельным воодушевлением. Быстро
насобирав мокрого хвороста, они сложили в стороне от дороги высокий
костер. Лед Тара не дружил со школой Огня, зато Ветер и Свет Кэры
вполне с ним уживались. Особых огненных техник девушка не знала, но
для розжига сырых дров ее сил хватило. Пламя сперва неохотно, а
затем с жадностью голодного нищего глотало ужин из веток, даря
столь необходимое уставшим и промокшим путникам тепло.
Из седельных мешков появилось вяленое
мясо и сушеная рыба, свежий хлеб, еще утром томившийся в печи,
зелень. Готовить ничего не стали. Как показал долгий путь, никто из
спутников Первого принца не умел этого делать на сколько-нибудь
приличном уровне.
Расправившись со своей долей обеда,
Тар повертел в руках медовые соты. Сладкое лакомство удалось
закупить у удачно встреченного на дороге бортника, но было его
немного. Каждому досталось по кусочку чуть меньше саора.
В дороге он всегда ел то же, что и
остальная свита, будь то свежая дичь или черствые, заплесневелые
сухари - привычка, въевшаяся в него еще со временно походов с
легионами. Сначала под началом отца и матери, затем самостоятельно.
«Легат должен есть то же, что ест легион», - любила говаривать его
мать. «И из того же котла, - мог добавить отец. – Иначе, даже если
в его миске плещется та же самая каша, найдутся те, кто решит, что
ее больше или она чем-то лучше. Нет ничего хуже мелочной зависти,
сын. Не стоит плодить ее на пустом месте».