Глеб медленно поднимается на ноги вслед за мной. Стоит напротив, снова
смотрит в глаза своим тяжелым взглядом.
– Никогда больше так не делай, – требовательно смотрю на него в ответ.
– Почему? – глухо интересуется он.
– Потому что! – Меня колотит, кажется, теперь уже от злости.
– Я не сделал ничего плохого, Настя, – бесстрастно произносит он, засовывая
руки в карманы брюк.
Я смотрю на него, недоумевая. Уже совсем не понимаю ничего.
– Что происходит, Глеб? – ошарашено спрашиваю.
– А ты сама разве не понимаешь? – тихо интересуется он.
– Нет, – отрицательно кручу головой. – Не понимаю.
– Я ошибся, Настя. Два года назад.
– Нет, – еще яростнее кручу головой. – Я не хочу ничего слышать!
Огибаю его и пытаюсь уйти, но он хватает за руку, останавливает, резко
дергает назад.
– Ты действительно так хочешь замуж за Егора?
– Отпусти! – шиплю, пытаясь освободиться. – Не трогай меня!
– Ответь на вопрос.
– Да, хочу! Хочу! – вырываю руку. – Дай пройти!
Двумя ладонями толкаю его в
грудь и быстрым шагом, едва не переходя на бег, иду к нашей с Егором палатке.
Когда я возвращаюсь в палатку, Егор по-прежнему мирно спит в мешке. Сажусь
в уголок, обнимаю себя руками и с силой зажмуриваю глаза, чтобы успокоиться.
Меня все еще слегка трясет.
Что это сейчас вообще было…
Пытаюсь переварить произошедшее, но никак не могу. Слова Глеба о том,
что он совершил ошибку два года назад, набатом бьются в висках.
Что он хотел этим сказать?!
Начинаю злиться на себя за то, что сбежала, не расспросив подробнее. Но в
ту секунду, когда он это говорил, я была уверена, что понимаю, о чем речь. Это
сейчас уже сомневаюсь, а тогда в голове не возникло ни единого вопроса.
Я очень хорошо помню наш последний разговор, перед тем, как Глеб уехал два
года назад. Помню буквально каждое слово, будто это было только вчера.
Как я просила его остаться. И как он в ответ попросил меня дать шанс Егору.
Добавив потом, что у нас все равно ничего не получилось бы. Черт возьми,
это было больно...
И теперь он так легко говорит мне, что ошибся?
Необъяснимая злость наполняет каждую клеточку моего тела. Хочется крушить и
ломать. Но вместо этого я тихонько сижу в своем уголке и не шевелюсь. Потому
что боюсь разбудить Егора. Разговаривать с ним в таком состоянии – не лучшая
затея. Я физически не смогу сейчас улыбаться ему и делать вид, что все в
порядке.