Почему Карлейль посмел назвать умственно отсталым учёного, получившего мировое признание? Вряд ли с позиций религиозного фанатика. Он не верил в бессмертие души, почти никогда не посещал церковь. Эразм Дарвин имел основания сомневаться: «В конце концов, что за религия такая у Карлейля? – да есть ли она у него вообще?»
Ответ на этот вопрос зависит от того, что понимать под религией. Она может сводиться к отправлению формальных ритуалов по канонам той или иной церкви. Такой религиозности у Карлейля не было. В этом они с Дарвином были похожи.
Можно понимать под религией признание чего-то достойного поклонения, более совершенного и величественного, чем человек. Можно стремиться к этому идеалу не на словах и в обрядах, а в поступках, труде, деятельности. Такая религиозность была у Карлейля, и у Дарвина тоже.
Почему же у этих незаурядных и в некоторых важных чертах личности схожих людей возник острый идеологический конфликт?
Возможно, возмутила Карлейля необычайная популярность научного исследования, не имеющего никакого отношения к общественной жизни. Привело в негодование утверждение Дарвина о «свирепствующей среди природы войны, из голода и смерти», благодаря чему происходит «образование высших форм животной жизни».
Карлейль мысленно распространил этот принцип на человеческое общество и заклеймил как философию свиней: «Моя доля – хрю, хрю, – моя доля будет вообще то, что я могу захватить, не будучи повешен или сослан на каторгу».
В своих сочинениях Карлейль проповедовал культ героев, благородства и нравственности. Его лозунг: «Трудиться и не унывать!» Он призывал «сделать какой-нибудь уголок Божьего Творения немного плодороднее, лучше, более достойным Бога; сделать несколько человеческих сердец немного мудрее, мужественнее, счастливее… Это – труд ради Господа».
Есть у него и такое высказывание: «Ибо Природа и Действительность, а не Канцелярщина и Видимость составляют… основание человеческой жизни». Почему же он, с благоговением относясь к природе, выступил резко против учёного-натуралиста? Карлейль не придавал серьёзного значения скрупулёзному изучению природных объектов самих по себе, без сверхзадачи нравственного воспитания личности и совершенствования общества.
Такую позицию по-своему оценил Чарлз Дарвин: «Никогда не встречал я человека, который по складу своего ума был бы в такой степени неспособен к научному исследованию». Это не совсем справедливо. Томас Карлейль написал основательное исследование: «Французская революция. История» (1837). Впрочем, подобные сочинения, в значительной степени относящиеся к философии истории, объективны лишь отчасти.