Наследница трех клинков - страница 2

Шрифт
Интервал


И, оставив свою дворню у пруда, пошел в дом. Настроение было испорчено – а ведь он собирался провести остаток вечера самым приятным образом, с бутылкой вина и занятной французской книжкой. Французский он знал хуже, чем хотелось бы, а лексикон на что? И кто виноват, что немецкие книги скучны, а французские – задорны и причудливы? На столе ждал «Жиль Блаз из Сантильяны» – самое увлекательное чтение для человека в годах.

Когда Гаккельн приобрел свою мызу, господский дом имел жалкий вид – как всякое здание, которое после пожара не на что было как следует отстроить. Но помог деньгами муж его родной и любимой племянницы Анне-Марии, барон фон Лейнарт. Помощь была не совсем бескорыстной – поселив поблизости от себя Гаккельна, барон знал, что отставной артиллерист уже не станет заводить семью и маленькое имение достанется по наследству баронессе фон Лейнарт. А коли так – отчего ж загодя не привести его в достойный вид? И Гаккельн, посовещавшись с присланными бароном архитектором и садовником, устроил все наилучшим образом – окна спальни и маленького кабинета смотрели в сад, к тому же из спальни имелся выход на террасу, а оттуда можно было спуститься в цветник и перейти в резную беседку, особенно это было приятно летом – что лучше завтрака на свежем воздухе?

Гаккельн подумал-подумал – и решил, что скверное настроение лучше всего лечить жареными копчеными колбасками. В погребе висели целые гирлянды – и домашней работы, и присланные племянницей. Она знала дядюшкины вкусы – и кто же, как не Анне-Мария, доставляла породистых поросят, помогла завести коров, дающих столь жирное молоко, что слой сливок впору было ножом резать? А утренний кофе с горячими густыми сливками, с крендельками и пончиками, был одним из главных наслаждений Гаккельна. С этого маленького праздника начинался безмятежный день отставного офицера – и впереди было еще много таких дней, если только не лениться и почаще ездить в Добельн к доктору, поскольку боевые раны дают-таки о себе знать. Особенно мешает жить левый локоть, основательно поврежденный исторической пулей – полученной в славный день взятия генералом Чернышевым прусского города Берлина.

Колбаски радости не принесли – он все никак не мог забыть утопленницу. Мужчины, заворачивая ее в старую попону, заметили, что руки у девки белые, чистые, с ровно подстриженными ногтями, как у барышни. А у кого из соседей могла бы жить барышня с волосами не длиннее, чем у крестьянского парнишки?