Машарин почитал технический прогресс стоящим над всякими социальными прожектами и в высшей степени нравственным, поскольку преследует всеобщее благо. Жандармский же подполковник весьма ловко собирался использовать прогресс в качестве подпорки самодержавия, ставя науку в положение не то придворной фрейлины, не то тюремного ключника. Машарин не смог сразу убедительно парировать. И только потом, уже дома, нашёл, как показалось ему, нужный ответ: вещь творит мастера не в меньшей степени, чем он её, исправность телеги определяет характер возницы, так же и монархия под влиянием прогресса обязательно изменится в лучшую сторону или скорее примет только номинальное значение, как это случилось, например, в Англии.
Однако он и сам чувствовал, что есть в его рассуждениях незавершенность и слабина…
Как-то утром возле ворот завода Александра Дмитриевича остановил розовощекий старичок, похожий на мелкого адвоката.
– Инженер Машарин? Честь имею передать вам поклон от Елены Николаевны.
– От кого? – удивился Машарин, приняв старичка за шпика.
– От Елены Николаевны Пахомовой, – повторил «адвокат» и суетливо потёр маленькие ладони. – На пароходе вместе ехать изволили.
– Это ещё не повод для поклонов, – сказал Машарин и не стал больше слушать старичка.
На следующий день Елена Николаевна ждала его у него дома.
Предупреждённая Машариным служанка провела девушку в комнату для гостей, и та уснула в кресле над раскрытым томом Достоевского.
Он не стал будить её, приказал подать обед, только когда барышня проснётся, и никому не говорить об этом визите.
– Не обижайте, барин, – оскорбилась служанка. – Нечто мы такие? Ваше дело холостое.
Машарин переоделся, побрился второй раз за день, осмотрел себя в зеркале и уселся за письменный стол дописывать отчёт. Работалось плохо.
Наконец он услышал голос Елены Николаевны и вышел. Она, уже умытая и причёсанная, сделала навстречу ему несколько шагов, протянула руку и широко улыбнулась.
– Простите меня, – сказала она. – Я нечаянно уснула. В последние дни для этого как-то не было условий, и вот…
Александр отметил, что она осунулась, серые глаза стали больше и темнее, а от пароходной напускной беспечности не осталось и следа.
– Мой дом к вашим услугам, – предложил он. – Искать вас здесь не придёт никому в голову, всё-таки я хозяин жизни, как сказал жандармский офицер. Поживите у меня, отдохните. Я как раз собираюсь на недельку в Киев, и вы можете остаться здесь хозяйкой.