– Ах, в самом деле, считаю долгом доказать ее светлости, что французский двор ничуть не хуже нормандского, – и Арсинда, вдова виконта де Тюренн, слегка ущипнула нормандца за локоть.
– Прекрасно, милочка, – одарила ее насмешливым взглядом Гизоберга, – эту работу мы предоставим вам, а сами займемся другой: постараемся убедить в этом же ее сына.
Фрейлины рассмеялись. Маникор, барон де Мэн, с улыбкой взял нормандца за руку:
– Не суди наших дам слишком строго, Можер. У них мало развлечений, ты их должен понять. Всякое новое лицо при дворе для них целое событие.
– Ох, и доберусь я до вас, – нарочито грозно сдвинул брови Можер, потом добавил, уже мягче: – Мои прелестницы.
– Когда же? – тотчас устремились на него любопытные взгляды.
– Вот только повидаю герцогиню.
– Она так ждет вас, постоянно спрашивает, а мы лишь пожимаем плечами в ответ. Сейчас она у себя.
– Я думаю, мать покажет твои апартаменты, – опустив руку на плечо нормандцу, сказал герцог и, развернувшись, ушел.
Маникор провел Можера в зал – огромный, прямоугольный, с шестнадцатью витыми мраморными колоннами, подпирающими резными капителями концы дуг сводчатого потолка. Напротив двухстворчатых дверей, через которые они вошли, – четыре больших окна с цветными стеклами, дугообразные поверху. С обоих торцов зала – двери в комнаты.
Барон подвел нормандца к одной из них и, попрощавшись, ушел.
За дверью слышалось пение, кто-то играл на лире. Едва Можер вошел, певица умолкла, инструмент замолчал. Гуннора, сидя вполоборота к двери, повернула голову.
– Можер! Вот и ты, сын мой.
Нормандец подошел; упав на колено, склонился над рукой матери.
– Я уже думала, что уеду, не повидав тебя.
– Разве мог я так поступить, матушка? Вы ведь знаете, что ближе вас и отца у меня никого нет.
– Ты научился вежливости у франков, коли стал говорить на «вы».
– Мало того, теперь я целую дамам пальчики.
Герцогиня рассмеялась.
– Как тебе в Париже? Знаешь, только что пронесся слух, будто в город ворвался сам Хрольф-Пешеход верхом на коне и ведя за собой войско норманнов. Дворец переполошился, все высыпали на стены, но, как и следовало ожидать, врагов никто не увидел. Да и откуда им взяться, если нормандская герцогиня гостит в Париже у короля?
– Они приняли меня за моего славного предка, – усмехнулся Можер. – Поистине, у страха глаза велики. У них живы в памяти истории о былых нашествиях норманнов.