– Это так, – поддакнула Варя, выкатывая из огня прутом картошину. Подбрасывая ее с ладони на ладонь, слегка остудив, отколупнула податливую кожуру. – Испеклась, можно пировать.
Для пира хорошо сгодилась простая крестьянская снедь, запиваемая квасом.
– Захар, правда, твой дедушка в плену у немцев был?
– Правда. Рассказывает про германскую войну – и страшно, и интересно. Он побег совершил.
– Пытали его?
– Какой-то деревянной вертушкой руки выкручивали.
– Изверги!
– …Сколько, спрашивают, орудий в роте? Платон дурачком прикинулся. В роте, говорит, в моем было всего тридцать два зуба, да офицер на первом допросе сразу четыре вышиб…
– Ну-ка, Захарка, крутни мне руку.
– Да что ты, Варя?! Зачем?!
– Крути! Кому говорят!
– Не буду.
Насупилась, недовольно посмотрела на парня. Тем же прутом, которым доставала картошку, отделила от груды раскаленных углей два крупных.
– Берем их в руки одновременно, – заговорила Варя тоном приказа. – Не ронять, пока не сойдет краснота. Чур, не трусить. Раз. Два. Три.
Понял Захар: не простое сумасбродство движет сейчас упрямой девчонкой. Ее горячее воображение нарисовало картину дедушкиной пытки.
От прикосновения к кускам огня пылали ладони. Из глаз выжимались слезы. Варюша прогоняла с лица испуг, напустив на него натянутую, чуть перекошенную болью улыбку. По мере угасания углей загорались на руках ожоги. Желанным испытанием была для Захара предложенная игра. Что там уголь! Готов подбросить руками весь костер, вытерпеть и не такие ужалы огня. Ему хотелось подниматься, не падать в глазах Вари.
Угли, напитанные недавно жаром, заметно потемнели, оставляя на ладонях следы сажи.
– Мы ведь сможем вытерпеть, как дедушка, правда? – Варюша бросила остывший уголь в костер.
Захар согласно кивнул головой, нежно взял ее покрытые волдырями руки, принялся студить их сбивчивым порывистым дыханием.
– Опусти в воду – пройдет боль.
– Русалка схватит.
Набравшись храбрости, парень спросил:
– Ты чего меня недавно обманула? Вызвала с вечерки и деру домой задала?
– А вот и не задала. Плохо искал… Зачем ты за мной, как бурундук на манок, пошел? Поманит другая – тоже гармошку забудешь?!
– За другой не пойду. – Слова сорвались комом снега с горы.
Варюша отдернула руки. Оттопырила губы, уставилась на растерянного паренька.
От мельницы доносился монотонный шум падающей воды и усыпляющий говор жерновов. У берега омута шныряли водомерки, передвигаясь резкими толчками тонюсеньких ножек.