– А это суровая государственная нужда, – ничуть не сбавил тон Воротынцев, холодно смерил его глазами, – как ее ни назови, как ни отвергай… И никто никого спрашивать не будет. Другое дело, с какой меркой цивилизованности к этому подходить. Но и это лишь от ситуации зависит, тем более у нас. Россия – страна без гарантий кому бы то ни было. И в конце концов, не объяснять же тебе, что такое ротация.
– Да нет уж, благодарствуй, – буркнул с сердитостью, уже нарочитой, Мизгирь; и посудину свою повертел, взболтнул, глянул на свет через темное стекло. – А бутылка-то… тово.
– А вот не дам! – засмеялся Леонид Владленович, но встал и пошел к столу, клавишу нажать. – Чтоб не поперечничал!..
– Репрессалии, да? Так не корысти же ради! А с другой стороны, из кабинета вычистишь, с тебя станется…
– Ну, не такой уж я записной злодей…
– Подзабилась машина, – подтвердил и Базанов, – и давно. Шлаками кадровыми, в первую очередь, сверху донизу. Сама идея зашлаковалась, неповоротливой стала без обратной связи. Понять-то скоро понял, а вот прочувствовать… Но довелось – лет, может, восемь, а то и все девять назад. Так, что и шефа своего малость даже напугал…
– О, это ти-ип!.. – широко ухмыльнулся Мизгирь; и пояснил: – Не знаком, но вот по разговорам, сведеньям всяким… Типус вульгарис!
– Напугали? – переспросил Воротынцев. – Это чем же такого зубра провинциального можно напугать?
– А угольником – столярным. Деревянным, обычным.
– Как это можно: угольником – и напугать?.. – удивился тот, даже бокал, в котором грел аккуратными ладошками коньяк, отставил. – Что может быть в нем такого… э-э… страшного?
– Да я и сам думал – ну, что? Идеологическим крахом их тогда еще не испугать было – хотя признаки, символы его уже налицо были везде, в глаза лезли… да тот же угольник – чем не символ?!
– Это оч-ченно, скажу я вам, интересно… – начал было пьяновато поручитель-куратор его, но под взглядом Воротынцева смолк, ветчинкой зажевал недосказанное. Вошедший секретарь меж тем быстро сменил тарелки, обновил стол – только однажды взглянув на Базанова и чуть улыбнувшись, знающе; и он тем же ответил ему, кивнул: поработаем? Поработаем.
Он тогда и сам-то не придал сразу этому какого-то иного значения, разве лишь зло взяло: угольник, впопыхах им купленный в хозмаге вместе с ножовкой и топорищем, в деревню к матери, оказался не прямой… Не единственно возможных девяносто градусов, а больше, градуса так на три-четыре, может, уже дома это разглядел. Или совсем, что ли, охренели они там?..