Похождения Стахия - страница 4

Шрифт
Интервал


– Гликерия, сладкая моя, – прошептал волонтер и сглотнул, словно медом поперхнулся. Намерения его были предельно ясными. Уже и трубка покатилась с крыльца к чернобыльнику. Однако Гликерия спросила:

– О чем думаешь, Стахий? – и вытерла пальцем под носом.

– Думаю, – ответил волонтер, задыхаясь, – думаю, как господа с фижмами управляются. Под них не подберешься. – А рука его уже собрала в горсть грубую шерсть поневы, мягкое ношеное-переношенное полотно рубахи.

– Глупой! – смеялась Гликерия. – Госпожи прежде фижмы снимают.

– А если так вот, по-походному?

– Ой! – хохотала Гликерия. – Ой! Ой! У господ та-ак не бы-ва-ет!

– Всем ты хороша, сладкая моя, – говорил волонтер, заворачивая Гликерию в тулуп, – отзывчивая. Денег не требуешь – не то что Биргиттка. Вот только телесов маловато. Косточки через рубашку, будто у фижм, торчат. Откармливать тебя надо, как гуся рождественского или каплуна. Знаешь, как их сведы откармливают? – и, не дождавшись ответа, продолжал: – Подвесят в амбаре и корм в глотку заталкивают.

– А почему в амбаре? – сонно полюбопытствовала Гликерия.

– Да чтобы за кормом далеко не ходить, расчетливые они люди, сведы. А может, тебе акилининого петуха изловить, – предложил волонтер после некоторого раздумья.

– Попробуй только!

– А так, с лица, ты красавица, – продолжал он, мысленно согласившись, что петуха ловить не след, – чисто царица, Анна Иоанновна.

– Ну уж! – возмутилась Гликерия, стряхнула сонливость. – Ее Императорское Величество – уродина, рябая.

– Да господи-боже мой! – загорячился волонтер. – Под белилами да румянами рябин нисколько не видать. Красавица она, говорю! И тела вдосталь – из фижм стан сочным стеблем тюльпана поднимается.

Гликерия засмеялась недоверчиво и запоздало огляделась – не услышал бы кто: за обсуждение Ее Императорского Величества и на каторгу можно было угодить.

– Да что говорить с тобой, не видала ты тюльпана! – оскорбился волонтер. – Ввечеру расскажу о нем и, может, луковицу покажу, коли мыши не сгрызли. Завалялась где-то.

– Все ты врешь! Рассказы твои – дребеденьки одни! – отрезала Гликерия. Вскочила. – Про Бригиттку наврал…

– Биргиттку.

– Какая разница! Про императрицу врешь и не боишься.

– Не вру, сладкая. Как тебя видел. Не раз помогал фижмы в карету протискивать.

Последний довод почему-то смягчил Гликерию. Она по-домашнему, миролюбиво, почесалась, сказала с завистью: