Он вцепился в волосы. Ему казалось, что он разбудил, сам того не ведая, какие-то могучие силы, руководящие природой и бытием, что продырявился поток во времени, и в образовавшееся отверстие выпала фигура тучной царицы. Совершенно некстати вспомнился «Солярис» Лема. Там к армянскому ученому, фамилия его как-то на «Г», тоже приходил фантом – огромная негритянка в бусах. Бедный ученый покончил с собой от ужаса, еще, кажется, от стыда. Точно, точно, там был какой-то сексуальный подтекст. Негритянку родила подкорка ученого. Какой бред в голову лезет. Вот что значит гуманитарное образование, ни одной мысли в простоте. Братцы, я голову даю на отсечение, что это была реальная Софья Палеолог. Какое у меня к ней может быть влечение? И как ужасно ощущать, что царица, умершая пятьсот лет назад, пребывает где-то рядом.
Стоп, хватит ныть. Надо встать. Беда только, что сил совсем нет, вытекли. Силы вытекли, а мочевой пузырь полон. Его надо опорожнить. Ким неловко упал с дивана и пополз к уборной. Гудящий компьютер раздражал неимоверно. Он сгруппировался, на ходу вскинул руку и не глядя шарахнул по клавиатуре. На экране появилась какая-то девка в расхлюстанной кофте, открытые груди напоминали подгнившие груши. К черту девку!
Сказать с полной очевидностью, что он дополз до уборной, не представлялось возможным. Сознание вдруг без всяких цифр и плохого числа девятнадцать само собой отключилось, а когда потом включилось, он обнаружил себя стоящим со спущенными штанами в ванной с тряпкой в руках. Он вытирал какую-то лужу. Штаны, однако, были сухими. То ли с крана натекло, то ли из него самого. Фу, гадость какая! Несколько обнадеживал свет в уборной. Если он его зажег, то, может быть, и с унитазом общался?
Подтянул штаны и вслушался в себя – пропал ли страх? Ничуть не бывало. Все на месте, волоски на спине стоят дыбом, как у зверя. Страх – это капкан. Не-ет… из ванной он ни ногой. Сюда она не явится, это ясно. Тесно в ванной царицам. Он сунул голову под холодную струю, потом сел на бортик ванны. Капавшая на пол с волос вода оживила слуховые галлюцинации – дождь, стучащий по жести подоконника. А может, не по жести, из чего они там в пятнадцатом веке делали подоконники?
И тут же перед глазами всплыла ограниченная рамкой картинка с говорящими головами, как в телевизоре, все та же царица, та же старуха. Потом рамка раздвинулась и обозначилась печь с изразцами и окошко с наборными слюдяными пластинами. Все это сильно смахивало на иллюстрации Билибина, и только шум дождя был настоящий. Старуха кончила убирать тяжелые, в рыжину волосы и с трудом надела на большую голову Софьи кичку. Сбоку упал свет на дощатый пол. В комнату вошла Елена Волошанка, стройная, красивая, в драгоценном венце поверх плата, завязанного узлом на затылке. Плат шелковый, цвету салатного. Ким откуда-то знал, что он называется ширинка. Из каких глубин памяти всплыли эти названия – ширинка, летник, накапка, ткань, крученой золотой нитью шитая – аксамит. Ладно, ширинка – пусть, но откуда он знает, что эту зеленоглазую зовут Елена Волошанка?