Сергей считал себя разумно сомневающимся материалистом, веру в
Бога не привили, не положено было, но мистика всякая случалась. Да
и киношники всегда были народом суеверным. А тут тебе прямо всё
настоящее: и волшебство, и маги, и школа, и дом родовой с кучей
магического барахла, и всякие существа сказочные — всплыло, что
один из друзей Сириуса был самым настоящим оборотнем и превращался
каждое полнолуние в помесь волка и человека.
Сергей выдохнул, пытаясь всё же сосредоточиться на детстве
Сириуса. Объём прожитой чужой жизни давил, пытаясь заполонить его
всего, и он каким-то шестым чувством понимал, что если поддастся и
эта волна воспоминаний прорвёт его внутреннюю плотину, то может
смыть его личность. Магия, одним словом. И это его совсем не
устраивало. Вдруг он забудет Наташу? Сашку? Люську? Забудет, зачем
он на всё это подписался…
Он сделал глубокий вдох, как перед погружением на глубину, и
продолжил анализировать чужое детство.
У Сириуса и у Регулуса ещё до одиннадцати были учебные палочки,
и они же впоследствии стали их официальными палочками в
одиннадцать. Довольно серьёзное обучение защите от мамы Вальбурги
наводило на определённые мысли. Детей явно готовили к выходу в
«большой и опасный магический мир».
С другой стороны, если опять же вспомнить царскую Россию, то там
дети дворян и без порч особо из поместья не выпускались. Так только
потом, когда подрастут, на военную службу, на учёбу или ко двору.
Такие детишки, дорвавшиеся до «свободы», далее совсем не по-детски
кутили, шмалялись в дуэлях и организовывали всякие декабристские
восстания. С жиру бесились, короче.
Похоже, что «чаша сия» не минула и Сириуса, именно поэтому
Сергея тот Страж, которого он так и не увидел, отправил в
отроческую юность молодого Блэка.
— Сириус, пора обедать! — раздался стук в дверь и голос
Регулуса.
— Иду, — ответил Сергей. В животе заурчало, кажется, за день он
успел изрядно проголодаться.
Сердце громко билось в груди в ожидании встречи с матерью
Сириуса. Сергей медленно вышел в широкий коридор и, движимый
воспоминаниями, направился к большой лестнице. Красивая лепнина и
роспись потолков, картины в золочёных рамах, огроменная люстра со
свечами, шёлковые обои и ковровая дорожка напоминали музеи или
старые дома помещиков, которые в советскую эпоху отдали под всякие
ДК и детские больницы. Блэк-хаус поражал. В отличие от его
впечатлений, воспоминания не были такими яркими и потрясающими
воображение. Впрочем, возможно, всё дело было в разнице восприятия
и жизненного опыта.