Пальцы обводят сжимающееся колечко по кругу, слегка надавливают.
— Ну что ж… Обязательно узнаем, что тебе там по вкусу. Не сейчас, не дергайся. Сейчас я хочу, чтобы ты смотрела на рассвет.
Боже, рассвет?.. Точно.
Над краем домов уже показалась часть солнечного диска, пока еще не такого яркого, каким он будет буквально через час, еще можно на него смотреть, а круги в глазах — это от другого…
— А я пока медленно… поглажу тебя вот здесь. И потру немножко тут. Да, я заметил, что это тебе больше всего нравится. Особенно, если сжать при этом твой сосок.
Меня подбрасывает вверх и от слов, и от действий, и Максу стоит некоторых усилий вновь зафиксировать меня на месте.
— Ох, блин, как у меня от тебя стоит…
Я чувствую. Все еще связанные за спиной руки — мягко, но не вырвешься — касаются его напряженной плоти под джинсами.
Он соскальзывает с капота вместе со мной, дергает за узел на руках — и я вновь свободна. Но ненадолго — он укладывает меня животом на все еще теплый капот, раздвигает коленом бедра и вонзается с размаху в уже давно разгоряченное лоно. Трахает быстро и без затей, но мне больше и не надо, после всех исследований этого утра мне хватает десятка движений внутри, чтобы почувствовать, как искрящаяся волна рождается внизу живота, выстреливает горячими судорогами и расходится сладкой рябью по всему телу. Максу приходится вдавить меня в капот, чтобы продолжать вбиваться в мое тело в прежнем ритме. Но и его хватает ненадолго — он замирает, и я чувствую, как внутри меня дергается его член.
И где-то в этот момент — а может быть, на минуту раньше или позже — солнце наконец выбирается из-за горизонта целиком.
Да, пожалуй, это получше моего выпускного!
Может, дело в оргазме, но именно так выглядит рай: многоголосый щебет птиц, яркое золотое солнце на розовом небосводе, заливающее теплом и светом свежую, не запыленную еще нежно-зеленую листву, умиротворяющее тепло объятий мужчины со смеющимися глазами, растрепанными волосами и самыми сладкими на свете губами.
Макс прижимает меня к себе, потом критически оглядывает и замечает:
— Знаешь, ты слишком легкомысленно одета для четырех утра.
— Знаешь, а ты потрясающе наглый, — замечаю я.
— Знаю, — скалится он, но вздыхает, стаскивает с себя футболку и набрасывает на меня, с видимым сожалением размыкая объятия. — Трусами делиться не буду, не умоляй.