Дориан прикрыла глаза, прижимаясь к его лицу в ответ. Ноги были ватными, и она сама не заметила, как оказалась в оборудованной для неё комнате. Какое-то время Дориан просто лежала на диване и смотрела перед собой. Потом уснула и проснулась, когда в окошко уже заглядывал первый солнечный луч. В чужом доме она быстро ощутила себя неуютно, встала, натянула вчерашнюю одежду и вышла в коридор.
Доусона не было, но двое охранников проводили её вниз, до самой машины.
— Домой? — спросил водитель, и Дориан беззвучно кивнула.
— Третьим номером выступает…
Дрейзер не только не слушал, кто выступает третьим номером, он и не видел ничего, что происходило на ковре. Восторженные крики публики и приветственные аплодисменты проходили мимо его сознания.
«Возьми меня», — стучало в голове.
«Я ненавижу красивых людей».
«И даже себя?»
У девушки голубые глаза. Как у Леоны — и от этого хотелось кричать. И в то же время совсем не такие, как у неё. Светящиеся изнутри.
У Леоны был холодный взгляд. МакКолан всегда знала, чего хотела. Это заводило, вызывало желание добиваться её. Порождало шторм безумия, до сих пор бурливший в крови.
«Возьми меня», — безумие вздымалось солёной волной. Желание пульсировало внизу живота.
— Джонатан, ты что, не понимаешь, что он обманывает тебя?
Дрейзер стиснул кулаки, чтобы не взять жену за шиворот и не выволочь с трибуны. Линда не затыкалась с самого утра. Нотфилд не давал ей покоя — она его ненавидела. И в чём-то даже была права. Нотфилд был опасен, но… Рэма Джонатан любил куда больше, чем её.
Линда была матерью его дочери. Не больше и не меньше. Если бы он не боялся потерять Кейси, давно бы оформил развод и больше эту женщину не подпускал бы к себе и на милю. Но Кейси первые восемь лет жизни провела с матерью, да и потом у Линды было на неё куда больше времени. И Джонатан слишком хорошо понимал, что любые ссоры с Линдой в глазах дочери обернутся против него.
— Я был бы тебе благодарен, если бы ты помолчала и дала мне посмотреть выступление, — как мог мягко произнёс он, но избавиться от рокочущих ноток в голосе всё равно не сумел.
— И не надо на меня кричать! — Линда закатила глаза и схватилась за грудь.
Джон отвернулся, чтобы только не видеть этого спектакля. Ему безумно хотелось курить. Ещё сильнее — покинуть душный зал. А в идеале — ещё раз увидеть эти странные голубые глаза, похожие и непохожие на те, которые он искал.