"Хорошо, что сразу проявила сущность, - рассудил кадровик, внеся
в Олину трудовую короткую запись об увольнении. - Вернется,
получит, а нет, так и суда нет. С нас и спрос небольшой".
Прошла неделя. Оля начала потихоньку вставать. Сначала от
кровати к кровати, по стеночке, а потом и вовсе уверенно, пошла.
Процедуры, уколы, опять лекарства. Состояние улучшалось стабильно.
Совсем скоро Оля могла назвать почти все окружающие ее явления и
предметы. Даже память почти вернулась. Несколько ярких отрывков из
детства. Но как ни пыталась припомнить Оля свою фамилию, адрес,
профессию, не смогла. А события последних нескольких лет и вовсе
остались в темноте.
Незаметно пролетело еще несколько дней, неделя. Пришло время
снимать швы.
Из разговоров с врачами поняла, что попала в больницу после
неприятного инцидента. Было это насилием или все случилось почти по
обоюдному согласию, врачи не выясняли. Общеизвестно, частичная
амнезия, как правило, вышибает именно критические, травмирующие
психику, воспоминания, цепляя по ходу и остальное. Тем более что,
как выяснилось, у девчонки, несмотря на малолетство, оказалась
вполне активная взрослая жизнь.
"Ну, знать, сама такую судьбу выбрала. Дело хозяйское. А раз уж
менты криминала не нашли, то наше дело десятое. Меньше
бумажек".
Придя на процедуру, Оля терпеливо дождалась своей очереди и
вошла. Сестра глянула в книжку, умело срезала, предварительно
отмочив, бинты. Но кожа лица, стянутая, как думала Оля, марлей,
почему-то не почувствовала облегчения. Нитки вынимала не так ловко,
но тоже быстро. Несколько раз прилично дернуло болью, но Оля
стерпела.
- И как? - поинтересовалась у сестры пациентка.
- Нормально, - глядя в угол, отозвалась, сжав губы, медичка. -
Все зажило, нагноений нет. Вы свободны.
Вошла в палату, и тут же повисла тишина. Так же тихо было, когда
умерла тетя Маша, та самая старуха, Олина соседка.
Охнула и мгновенно уставилась в окно поступившая с бытовухой,
девчонка. Вильнув взглядом, уткнулась в кроссворд лежащая у окна
толстуха.
Оля потянулась рукой к маленькому, стоящему на непрочной
проволочной ножке, зеркальцу.
Петровна дернулась, чтобы перехватить, но не успела. В
потрескавшейся амальгаме отразилось не лицо. Изорванная рваными
шрамами рожа не могла быть лицом. Одна губа, хищно разрезанная
пополам, открывала ряд зубов, зато другой уголок, свернутый в узел,
заставил содрогнуться в отвращении.