- Ух, какой ты быстрый! - удивилась
мать. - Раньше бывало не дозовешься. Кричала-кричала, а ты все
сидел над своим примером, словно ничего не слышал, - он подвинула к
нему тарелку с рисовой кашей, щедро сдобренной изюмом, и задала
странный вопрос. - А ты что ночью-то меня не разбудил? И суп и
рожки холодными съел. Живот ведь потом болеть станет. Опять,
канючить будешь, чтобы тебе таблетку дали. Разбудил бы меня,
разогрела еду. Беспокоить что ли не хотел, да?
Она нежно потрепала его по голове и
повернулась к плите, где еле слышно пофыркивал чайник. Тимур же,
отложив ложку, с недоумением смотрел на тумбочку, где стояла
вымытая кастрюля от супа. Рядом лежал полулитровый контейнер, в
котором вчера хранились макароны с двумя котлетами. Сейчас все это
было девственно чистыми.
Мальчик перевел взгляд на колдующую
над чайником мать и снова посмотрел на тумбочку. Сложить два и два
у него что-то никак не получалось. Выходит и здесь какая-то
странность выходила. Судя по всему, он, Тимур, ночью пробрался на
кухню и в полной тишине съел остатки супа и две порции макарон с
котлетами. Он осуждающе опустил глаза на свой живот, который,
обиженно, заурчал в ответ. Мол, хозяин, как ты может меня одного
подозревать в такой подлости. Ведь вместе ели...
- Скушал уже? Вот и хорошо. А то
доктор все за аппетит беспокоился. Говорил, после болезни ты кушать
плохо станешь. Подождать просил, пока аппетит не восстановится. А
ты, вон все смолотил, - довольно проговорила она. - Еще пару ложек
положить?
Тимур на мгновение прислушался к
себе. Как ни странно, но молодой организм, ночью сожравший пол
кастрюли супа, макароны с котлетами, а утром тарелку каши, требовал
еще пищи. Желудок явно не пугали рассказы про несварение и заворот
кишок. Ему до ужаса хотелось жрать, о чем он снова и недвусмысленно
просигнализировал. Пожалуй, у него это получилось исключительно
громко.
- Оголодал-то как, - рассмеялась мать
и положила перед ним еще порцию каши. - Ты кушай, а я пойду за
квартиру оплачу. Давно уж пора, а мне все недосуг было...
Последние слова Тимур уже толком не
слышал. В голове у него было совсем другое. Все его мысли крутились
вокруг последних проявившихся странностей — игры, неимоверной силы
и дикого аппетита, связать которые в единое было совсем
несложно.