– Тяжёлый у вашей матери ковёр… – Сетовал мужик, готовясь к
решающему броску. – Да и формы странной…
– И-и-и, раз! – Синхронно проинтонировали они и пакет с
неизвестным содержимым залетел, ударившись предварительно о
железный край, внутрь.
– Спасибо вам больше! – Поблагодарил своего спасителя
Игожин.
– Не за что… – Недоумённо произнёс мужик и пошагал прочь.
Игожин с повеселевшим видом поковылял домой. Который, судя по
всему, находился совсем близко к моему, но с другой стороны
двора.
Я, на всякий случай подождав ещё несколько минут, подошёл к
заветному контейнеру. Смутился. Ведь это что получается, мне
придётся копошиться в мусоре? Противно. Я ведь не Штребух
какой-нибудь, в самом деле…
Всё-таки, любопытство на чаше весов уделало брезгливость и я,
подставив небольшую тумбочку, встал возле контейнера. Благо, пакет
не укатился слишком глубоко, и залазить внутрь с головой не
пришлось.
Я лишь немного окунулся внутрь и рукой дотянулся до пакета.
Попробовал подтянуть его к себе. И правда тяжёлый. Килограмм
шестьдесят, не меньше.
Фонарный столб, стоявший неподалёку, светил чересчур тускло и с
периодичностью раз в пять секунд гас. Поэтому на него надежды не
было. А так как на улице было настолько темно, что хоть глаз
выколи, пришлось воспользоваться фонариком на телефоне.
Я нажал на кнопку "switch" и содержимое помойки стало видно, как
на ладони. Я слегка поморщился, взял попавший под руку сучок и
вспорол им туго завязанный пакет.
– Ковёр! – Не удержавшись, с эхом проорал я в мусорку. Внутри и
правда находился грёбаный ковёр. Красно-коричневый, со знакомой
каждому глазу узорчатой мандалой.
Хотел я было уже спрыгнуть с тумбочки и пойти домой, как обратил
внимание на странную жидкость. Она стекала по пакету, ещё совсем
свежая.
Капнул чуть глубже, раскрывая складки ковра. Вдруг изнутри на
меня взглянула с жёлтым оттенком кожи и неестественно раскрытым
ртом – голова. Жидкость, что стекала по пакету, была кровью. Судя
по всему, когда Игожин с мужиком закидывали пакет внутрь, то
неплохо приложили головою и человека, находящегося внутри.
– Мать твою… – Невольно вырвалось у меня, и я спрыгнул с
тумбочки.
Хотя, правильнее было бы сказать не "мать твою", а "мать
Игожина". Ведь в той застывшей гримасе я распознал свою бывшую
учительницу русского. Ну, не свою, а Санину. Моей же она побыть так
и не успела.