Стоило Стасу только вырваться на поверхность и глотнуть свежего
воздуха, как по связи пришел дикий ужас от Левиафан.
Стас лишь начал поворачивать голову в сторону угрозы, но с
холодком понимал, что не успевает.
Джиробу был уже слишком близко.
Покрытое кровью лицо старика ничего не выражало. Меч Джишина
оставил небольшой порез на лбу, но высшего воителя это не сильно
беспокоило. Его лысина блестела уносящимися прочь капельками пота,
но движения были все такими же нереально быстрыми.
А вот топор, который уже несся в сторону землянина, был вполне
себе реален.
Лезвие все так же продолжало гореть нехорошим светом, но Стас не
боялся яда, ведь если удар придет туда, куда старик целится, то
Ордынцеву уже будет глубоко плевать на яд.
Сбоку что-то дернулось и Станислав почувствовал, как какая-то
сила неумолимо тянет его назад.
Перед глазами мелькнуло нечто белое и оказалось между Стасом и
Джиробу.
Осознание пришло мгновенно, а вот ужас наступал постепенно,
захватывая душу землянина в свои удушающие объятия.
«Леви, нет!!»
Змейка сделала то единственное, что все еще могла в этой
ситуации.
Так как ее телекинез работал лучше всего, чем ближе он был к ее
телу, то она прыгнула прямо к хозяину и оттолкнула его в
сторону.
Но из-за инерции прыжка она оказалась прямо на том месте, где
должен был быть Стас.
У нее не было сомнений, и так же, как и годы назад, она не
задумываясь променяла свою жизнь на жизнь своего хозяина.
Джиробу вытянул руки, пытаясь все же достать до ускользающего
землянина, но топор свистнул слишком далеко от его тела.
Но вот у Левиафан такой возможности не было.
Сияющее зеленым лезвие топора вошло в тело змейки и, ни секунды
не задержавшись, вышло с другой стороны, оставив за собой застывший
в воздухе красный след из капелек крови, который был особо виден на
белоснежной чешуе.
«Нет…»
Белое тельце под воздействием гравитации понеслось вниз и кануло
в клубящееся и закручивающееся кислотное облако.
Спокойный взгляд Джиробу Санса встретился с ледяными от ярости
глазами Широ Змея.
Их обоюдный счет продолжал неуклонно расти.
Однако даже несмотря на сжигающее его сердце боль потери,
Ордынцев не поддался гневу. И в этом не было ничего странного, если
не забывать одну важную вещь.
Стоило всего лишь вспомнить, почему на лице Станислава горели
двумя нечеловеческими отметинами, змеиные глаза.