Кассандра наблюдала за погребальным обрядом с высокого смотрового балкона храма Зевса, и ее все сильнее захлестывало чувство обреченности. Когда же на главную площадь Илиона выехала телега, запряженная не быками и не лошадьми, а восемью отборными троянскими солдатами, телега, единственную поклажу которой составляла клетка с осужденным на смерть олимпийцем, дочь Приама едва не упала в обморок.
Елена, ее греческая подруга, вместе с Парисом накликавшая на город все эти бедствия, подхватила девушку за локоть и быстро спросила:
– Что такое?
– Это безумие, – прошептала Кассандра, прислоняясь к мраморной стене.
Что именно имелось в виду – ее ли собственное помешательство, полоумие тех, кто посмел поднять руку на бессмертного, или сумасшествие всего происходящего, – Елена так и не поняла. Впрочем, едва ли сама провидица это знала.
Плененного бога, упрятанного не только за стальную решетку, приколоченную к телеге, но и в незримый силовой кокон моравеков, звали Дионисием или Дионисом. Сын Громовержца и Семелы, он покровительствовал пьянству, сексу и разнузданному насилию. Кассандра, с детства поклонявшаяся убийце Париса Аполлону, тем не менее не раз общалась, и довольно близко, с этим единственным божеством, умудрившимся за время войны угодить в плен. Бедолагу скрутил в бою Ахиллес, магия моравеков не позволила побежденному квитироваться, коварный Одиссей убедил его сдаться подобру-поздорову, а роквеки упекли под особый энергетический заслон, который мерцал и колыхался вокруг будущей жертвы подобно жарким волнам полуденного воздуха в разгар лета.
Для бессмертного Дионис выглядел несолидно: жалких шесть футов роста, бледная кожа, пухлые даже по человеческим меркам формы, копна каштаново-золотистых кудрей и жидкая щетина на подбородке, словно у прыщавого подростка.
Телега остановилась у подножия лестницы. Гектор отпер клетку, потянулся сквозь полупроницаемое силовое поле и вытащил узника. Ахиллес тут же опустил тяжелую длань на шею коротышки.
– Деицид, – прошептала Кассандра. – Богоубийство. Безумие и деицид.
Елена, Приам, Андромаха и прочие на балконе пропустили ее слова мимо ушей. Все взгляды были прикованы к побелевшему как полотно олимпийцу и двум статным, закованным в бронзу смертным.