О да, они все подходили сюда, все без исключения. В них всех было немножко цыганской крови, несмотря на их титулы и ордена, несмотря на тонзуры и мундиры, несмотря на бриллианты и золотые пенсне, несмотря на все их видное общественное положение.
Вдруг посреди пения фрау Марион раздался неистовый крик: дети Гонтрама подрались на лестнице. Мать вышла из комнаты, чтобы их успокоить. Потом в соседней комнате заорал вдруг Вельфхен, и прислуге пришлось отнести его к себе в мансарду. Она взяла с собою и Циклопа и уложила их обоих в коляску.
Фрау Марион начала вторую арию: «Пляску теней» из «Диноры» Мейербера.
Княгиня стала расспрашивать тайного советника о его новых опытах. Нельзя ли ей прийти опять посмотреть на его милых лягушек и хорошеньких обезьянок?
Конечно, конечно, пожалуйста. Он покажет ей и новый розариум на своей мелемской вилле, и большие белые камелии, которые посадил там садовник.
Но княгине лягушки и обезьяны были интереснее, чем розы и камелии. Он начал рассказывать ей о своих опытах над перенесением зародышевых клеток и искусственном оплодотворении. Сказал ей, что у него есть сейчас хорошенькая лягушка с двумя головами и еще одна с четырнадцатью глазами на спинке. Объяснил ей, как вырезает он зародышевые клетки из головастика и переносит их на другие индивидуумы и как затем эти клетки развиваются дальше в новом теле, и из них вырастают головы, хвосты и ножки. Рассказывал ей о своих опытах над обезьянами. Сказал, что у него есть две молодые морские кошки, девственная мать которых, кормящая их, никогда не знала самца.
Это заинтересовало ее больше всего. Она расспрашивала о всех подробностях, заставила его рассказывать, как он это делает, слушала бесконечный поток греческих и латинских слов, которых даже не понимала. Тайный советник увлекся и стал снабжать свою речь циничными подробностями и жестами. Изо рта у него потекла на отвислую нижнюю губу слюна. Он наслаждался этой игрой, этой циничной беседой и сладострастно упивался звуками бесстыдных слов. А потом, произнесши какое-то особенно циничное слово, он снабдил его обращением: ваше сиятельство! И с восхищением насладился всей жгучей прелестью этого контраста.
Но она слушала его, вся красная, взволнованная, чуть ли не с дрожью и впитывала всеми своими порами развратную атмосферу, которая дышала вокруг этого еле заметного научного знамени.