– Кроме атомных торпед у меня есть лазеры, – сказал пилот, тыча пальцем в пульт. Пилота звали Гудков, и последние полчаса он рассказывал Коровину о своем катере. Гудков был светлый, даже белобрысый, невысокого роста, хотя заметить последнее было трудно, даже когда Гудков стоял, потому что стоял он на полусогнутых и все-таки упирался головой в потолок. Хорошо еще, что на потолке кабины не было никаких кнопок или клавиш, только циферблаты и индикаторы, и за те полчаса, пока Гудков, упершись головой в потолок, объяснял Коровину устройство катера, с курсом ничего не случилось. Коровин все это время сидел в кресле второго пилота, которое неожиданно оказалось гораздо удобнее роскошных пассажирских шезлонгов в соответствующей секции камата.
– На средней дистанции они его искромсают, – продолжал Гудков. – Дальше начинается стрельба из бластера. Бластеры сжигают все, что остается после лазеров.
– А если бластеры не справляются?
– У меня есть еще антипротоны. Специально для такого случая. Если он прошел все заслоны, пучок его остановит.
Коровин засмеялся.
– Вы говорите о метеоритах так, будто это ваши враги.
– А что вы хотели?
– Не знаю, – сказал Коровин, улыбаясь. Разговор ему нравился. Нормальный треп в трех астрономических единицах от Солнца. Он снова засмеялся.
– Но я не отношусь к ним как к врагам, – сказал Гудков. Он полулежал в своем кресле в метре от Коровина. Он устроился там перед тем, как начал рассказывать о вооружении катера. – Мне скучно, когда их нет. Особенно теперь.
– А что с вашим товарищем?
– Болезнь сугубо земная, грипп, – сказал Гудков. – Зато карантин небесный. Не исключено поэтому, что стрелять придется вам.
– Меня предупреждали. Это трудно?
– Наоборот, – сказал Гудков. – Промахнуться невозможно. Все оружие наводится автоматически. Стрелок – тот же пианист. Главное в его работе – в нужный момент попасть пальцем в нужную клавишу.
– Хорошо, – сказал Коровин. Он быстро освоился в кабине катера. Космоса здесь не было, только звездная пыль светила с большого – метр по диагонали – курсового телеэкрана на пульте управления. Из-за нестерпимого солнечного сияния экран заднего вида был приглушен, а на нем едва выступала пунктирная линия камата. – Фильм получится что надо. Ведь в труде конвоира столько романтики!
– Кое-что есть, – скромно сказал Гудков. – А вы профессионал?