— Говорю же, ничего действительно жуткого ни с одной из вас не произошло. Точно также, как и тебя — мне, дед отправил твоих подруг к двум другим моим братьям.
При упоминании о девчонках стало совсем грустно.
— Если с этой частью мы разобрались, и ты пообещаешь впредь вести себя хорошо, тогда я могу рассчитывать на то, что ты перестанешь оглушать меня своими воплями и мы нормально обсудим дальнейшее? — добавил Габриэль.
Я снова кивнула. И снова — вынужденно. А когда говорить стало реально возможно, потому что кусок шторы из моего рта вытащили...
— Нормально мы с тобой поговорим, когда ты меня полностью развяжешь, доминант ты хренов, — выдала деланно спокойно.
Амбал в одночасье растерял весь свой благовидный настрой. Опять заулыбался на манер конченного маньяка-садюги. Вновь погладил меня по щеке.
— Я бы не стал тебя связывать, если бы ты первой на меня не напала, — ухмыльнулся он. — Но ты напала. Сама напросилась на то, чтобы я предпринял ответные меры. Я и предпринял, — склонился совсем близко, позволяя различать его жаркое дыхание. — Так что свободу ты теперь получишь только после того, как расплатишься со мной за причинённый ущерб, — выдохнул мне в губы.
Вес чужого тела стал ощущаться отчётливее. Как и шероховатая мужская ладонь, что властно сжала моё бедро, после чего джинсы на мне плавно поползли вниз, притом вместе с бельём. Застёжка расстегнулась сама собой, тут Габриэлю вовсе никаких усилий прилагать не пришлось. Ни разу не успокаивало и то, что ноги у меня разведены в стороны, следовательно полностью снять с меня джинсы у него не получится, если только развяжет хотя бы одну ногу, и в таком случае у меня появится какая-никакая, а возможность. Ведь джинсы он только приспустил. А затем наглая ручища опустилась мне на низ живота, постепенно смещаясь то выше, то наоборот — ещё ниже. На грани. Настолько остро-волнующей, что я вмиг позабыла о том, что кое-кто тут меня нагло домогается, а я вроде как против. Всему виной — подлые мурашки, которые с завидной постоянностью распространялись по всему телу, напрочь отшибая не только память, но и в принципе затмевая весь мой рассудок волной беспощадного жара, исходящего от мужчины. Он буквально пробирался под кожу, впитывался в мои вены, будоража кровь, заставляя сердце стучать всё чаще и чаще, оглушая, дезориентируя, вышвыривая в какую-то иную реальность, где нет никого и ничего больше, кроме этого пожара, что сжигал изнутри. И ничего не поделаешь с ним. Только сгоришь, превратишься в пепел. Я и горела. Шумно выдохнув, в некотором шоке уставилась на источник своих внезапных ощущений, размышляя о том, что совсем скоро просто-напросто задохнусь — настолько невыносимо жарко. Габриэль и сам смотрел исключительно в мои глаза. Синий взор становился заметно темнее. Дыхание мужчины — тяжелее, медленнее.