- Сто лет не гуляла по ночной Москве! – выдохнула я, когда после вкусного ужина, за которым Макарский вел себя на удивление прилично, мы вышли на улицу.
Прохлада погладила по раскрасневшимся щекам. Мы не спеша пошли по набережной, любуясь теплоходами и отражением огней в воде. Между нами вился, требуя к себе внимания, назойливый ветерок. Столица, как всегда, с приближением ночи только начинала пробуждаться. Яркая подсветка превращала любое здание в произведение искусства. Красота!
Первое время я побаивалась, что ехидна-Максим начнет ерничать и критиковать то, что не сам строил. Но магия ночи, видимо, подействовала даже на этого нахала. Он не сыпал архитектурными терминами, не разбирал по косточкам творения конкурентов, не навешивал ярлыков. Просто стал другим человеком! Может, его подменили?
Я покосилась на мужчину и залюбовалась мужественным профилем. Хорош, паразит! Готова стоять и просто смотреть на него. Черт, мои биологические часики, должно быть, тикают громче кремлевских курантов! Вздохнула, но вышло так громко, что он посмотрел на меня и спросил:
- Что?
- Красиво, - сказала первое, что пришло в голову.
- Ночью прекрасен любой город, - кивнул, глубоко вдохнул ночной воздух и добавил, - даже Москва.
О, просыпается настоящий Макарский?
- Вы не любите ее, - усмехнулась понимающе.
- У нас со столицей сложные отношения.
- А как же Родина, патриотизм?
- Я родился в Испании. Так что тяга к березкам у меня в крови отсутствует. – Рассмеялся и пояснил. – Мама была художницей, влюбилась в испанского мачо, появился я. Она уехала к нему, но там жизнь не задалась. Видимо, как раз «Родина, патриотизм» случились. Так что рос я уже в России.
Тогда понятно, откуда такая внешность. Его, и в самом деле, легко можно представить тореадором или танцовщиком фламенко. Представила, как он одним взглядом укрощает быка, и по коже заструились мурашки. Зябко передернула плечами.
- Вы замерзли, Валерия, - понял по-своему Максим.