Из подножия строения высовывался пучок более толстых прутьев и зарывался в грязь, как насмешка над корнями. И еще он видел, что прямо перед башней был вырыт ров, глубины которого он не мог определить.
Позади башни и над ней, на крутом склоне дальней стороны долины стояло другое сооружение – более громоздкое и плоское, похожее на коробку, которую сделал некто, не подозревавший о существовании прямых углов. Самая дальняя от Финна сторона этого сооружения лежала прямо на скалистой поверхности склона. Другая его сторона, выдававшаяся из холма, поддерживалась несколькими металлическими подпорками. Они казались слишком тонкими, чтобы поддерживать вес строения, и были такими же странно угловатыми, как и стены.
Вдоль этих стен шла узкая платформа, видимо, служившая пешеходной дорожкой. На стенах были какие-то отметины, которые могли быть следами отверстий таинственного ряда труб, прутьев и выпуклостей, проглядывавших то тут, то там из металлических поверхностей.
Финн заметил еще две металлические конструкции. Одна была набором тонких металлических столбов, стоящих прямо на земле около башни и образовавших почти прямоугольное ограждение. Они стояли довольно далеко друг от друга, так что между ними мог свободно пройти человек, и не ограждали ничего, кроме голой земли.
Другая конструкция была сплющенным яйцом вихревых саней, которые стояли пустыми у одной из подпорок коробкообразного строения.
По крайней мере, он знал, что это такое. Но подобное знакомство не было приятным. Он дрожал, по его телу ползли мурашки – не из-за холодного дождя, который продолжал беспрерывно лить, а из-за ощущения смутной угрозы, которая окружала таинственные строения.
Он оставался неподвижно лежать и наблюдать. Рабовладельцев видно не было, насколько он мог рассмотреть из своего выгодного укрытия, но вокруг строений двигалось достаточное количество других живых существ. И только некоторые из них были людьми.
Финн насчитал около двадцати человек различного возраста и роста. Все они – полуобнаженные, в лохмотьях и тряпье, которое когда-то было одеждой, – были грязными и делались еще грязнее от черной жижи, которую уныло месили под непрерывным дождем.
Некоторые были изранены – рука болтается или прижата к боку, полоска грязной ткани обмотана вокруг головы или конечности, – с бледными нездоровыми лицами, двигались медленно, словно несли тяжелую ношу без всякой надежды на избавление. Горло его перехватила горькая смесь гнева и жалости. Финн чувствовал себя так, словно смотрит на саму смерть.