Люся прижала свою ношу к груди и энергично помотала головой:
– Это для Аллы Антоновны, она меня в холле ждет.
– Чего вы жадничаете? – обиделся Свиноедов. – У вас же два экземпляра.
– Там еще фотограф, – пояснила Люся, страдая оттого, что ее заподозрили в жадности. – Ему тоже нужно.
– А! Милованов! Просто замечательно, что он пришел. С самого утра хочу с ним потолковать.
Арт-директор оживился и двинулся по коридору вслед за Люсей. Дышал он бесшумно и ступал тихо, как кот. Под щекочущим взглядом, изучавшим ее тыл, она два раза глупо споткнулась.
Чем ближе их маленькая процессия подходила к холлу, тем отчетливее оттуда доносились голоса. Ясное дело, Милованов спорил с главным редактором. Он всегда со всеми спорил, потому что имел на все собственное ужасное мнение и отстаивал его с фанатизмом. Это был крупный мужчина с рыжей растительностью на лице и добрыми руками плотника. Худая Белоярова казалась рядом с ним девочкой.
– Наконец-то! – воскликнула она, заметив собственную секретаршу. – Я думала, у тебя понос. Или позвонили из Кремля, и ты окаменела от неожиданности.
К Люсиным щекам прилила кровь, а сердце гулко забилось. Воспитанная доброй и справедливой бабушкой, она все никак не могла привыкнуть, что люди порой говорят обидные вещи просто так.
– Салют, – бросил Милованов и через ее плечо немедленно обратился к арт-директору: – Костя, только не ори, я сброшу тебе фотки сегодня вечером.
– Я никогда не ору, – гордо ответил Свиноедов, наблюдая за тем, как главный редактор нервно перелистывает страницы журнала, оставив сигарету во рту и пытаясь справиться с дымом. – Орут только голодные обезьяны. А я повышаю голос. И то лишь в особых случаях. Например, когда такие морды, как ты, навязывают другим свои убогие вкусы.
– Что ты имеешь в виду? – тотчас среагировала Белоярова, вскинув голову. – Что опять у вас случилось?
– Это у всех нас случилось, – хмыкнул Свиноедов. – Обернись, Алла. И вы, Люся, обернитесь тоже, – не обошел он вниманием секретаршу, которая стояла с пылающими щеками и не знала, куда деться. – Посмотрите, что с легкой руки нашего фотогения повесили в холле. А ведь холл – это лицо офиса.
– Ну, не твое же, – немедленно ощетинился Милованов. – Кроме того, это – произведение искусства. Очень современное, яркое и, допустим, немного полемичное.