Их много в порту, но возле каждого собираются-таки изрядные кучки «домашних» мальчиков и неопытных, юных матросов, которые слушают невероятные эти истории с утра до вечера, раскрыв в изумлении рты. Время от времени владельцы сонных больших попугаев натужно кашляют, хрипло произнося: «пыль на гландах…», и тогда слушатели торопливо подают ему медяки – на бутылку вина или кружку рома.
Первые несколько дней был таким вот разиней и я.
Был, пока не обошёл всех рассказчиков и не обнаружил – с изумлением и досадой – что истории у них одинаковы, как близнецы. Что делать? Рассовать разочарование по карманам и ехать домой? Нет «бывалых» здесь, нет…
И всё-таки я их нашёл. Портовые грузчики (они же – состарившиеся матросы) – вот кто действительно кое-что повидал! Подслушанные случайно обрывки их разговоров убедили меня в том, что вот их-то истории – подлинны. Но как войти в это закрытое братство? Чужакам нет входа в такие компании! Но я, как ни странно, сумел. За ничтожную, вздорную плату я нанялся в грузчики и с прочими наравне таскал целыми днями тяжёлые бочки и ящики. Но зато потом, вечерами, слушал, холодея от восторга, рассказы о дальних странах, которые вставали передо мной нагромождением красот и опасностей, о благородных людях и жестоких пиратах (чьи образы были едва ли колоритнее тех личностей, что восседали на перевёрнутых пустых бочонках рядом со мной), о нищете и несметных сокровищах, о коварстве и благородстве, о жизни и смерти.
Особенно близко сошёлся я с кряжистым одноглазым грузчиком, которого все так и называли – «Одноглазый». В первые дни я испытывал к нему страх и скрытую неприязнь (и сейчас мне стыдно в этом признаться). Правую сторону лица его, от кромки волос до подбородка, пересекал рваный багровый рубец – след от клинка, очевидно, тяжёлого и тупого. Свою пустую глазницу он прятал под косой чёрной повязкой, а ниже, неровно сросшаяся, комковатая кожа была подтянута кверху, и правый верхний клык его был постоянно оскален. А представьте себе плечи и руки его – могучие, узловатые, и сплошь покрытые нескромными татуировками, самые непристойные места которых были стёрты, точнее – выжжены раскалённым железом, и, следовательно, так же обезображенные уродливыми шрамами. Ещё Одноглазый был молчалив и угрюм. Как его было не сторониться?