С полудня задул ветер, небо потемнело, грудь океана вздыбилась страшными волнами. К вечеру ураган бушевал уже со всей злою силой.
Корабль швыряло из стороны в сторону. Я лежал в матросской каюте, вцепившись в края своей деревянной кровати, и подскакивал на ней, отбивая бока. Вдруг в дверь заглянул Давид Дёдли и крикнул:
– Томас! Поднимись к Малышам!
Чувствуя неладное, я бросился к лестнице, ведущей на верхний ярус, и где ползком, где придерживаясь за стены, добрался-таки до знакомой каюты. Эвелин проворно одевала мальчишек, а появившийся за моей спиной Нох, перекрикивая рёв и грохот, сообщил, что у корабля сильная течь и детей нужно отнести к шлюпкам, в которые уже грузят бочонки с водой и корзины с провиантом. Словно в подтверждение беды, с “Дуката” выпалили пушки, очевидно, для того, чтобы на “Африке” постарались принять шлюпки. Люди уже забирались в них кто как мог. Мы усадили детей на скамью, укрыли их брезентом, и вдруг корабль дрогнул от страшного удара.
– Чёрт возьми! – отчаянно и зло заорал кто-то из матросов. – Открытый океан, откуда здесь рифы?..
Дёдли, прижимая к груди какую-то шкатулку, собрался было уже спрыгнуть к нам, но от этого толчка шлюпку отбросило от борта, и океан немедленно принялся швырять её вверх-вниз и из стороны в сторону. Снова прогрохотали пушки, но уже так глухо, что я поразился, насколько далеко нас отнесло от корабля за какие-то мгновения.
Матросы собрали всех в середине шлюпки, вокруг основания небольшой мачты, набросили на нас брезент и взялись за работу. Шестеро вцепились в вёсла, стараясь разворачивать шлюпку носом к волне, остальные, что было сил, стали черпать и выплёскивать воду. Мне почудилось ненадолго, что время остановилось – в таком я был оцепенении. Скоро, однако, я вернулся к реальности и сменил одного из вычерпывающих воду.
По моим представлениям, нас болтало не меньше пяти часов, когда с носа шлюпки вдруг послышался крик:
– Земля!
Я привстал. Совсем недалеко от нас, то закрываемый волнами, то вновь появляясь, тёмной громадой высился остров.