– Помолимся, братья, – сказал магистр.
Втроем они опустились на колени. Чашу брат Ричард охватил ладонями. Лицо его было спокойным, отрешенным, веки – опущены, и только губы двигались, рождая почти безмолвную молитву.
Жильбер Эраль взывал к Богу с открытыми глазами. Поэтому он первым увидел, как померкло солнце. Слова застряли в горле шершавым комом, сердце сжала стальная лапа. Золотой диск, с утра висевший в небесах, вдруг подернулся темно-багровой патиной.
Со всех сторон донеслись крики ужаса. Сражавшиеся воины опускали оружие. Глаза их были устремлены на светило.
Брат Ричард вскочил на ноги, и вскинул чашу к небесам, словно намереваясь зашвырнуть ее к Престолу Господа. Солнце потемнело еще больше, и тут же из чаши с ревом ударил столб алого пламени. Поднявшись на высоту дерева, он качнулся и упал на юг, туда, откуда атаковали мусульмане.
– Господи, господи, – шептал рядом с магистром Жак де Майи, и губы его были белы, а глаза – безумны. Сам Жильбер Эраль просил небеса только об одном – не закричать от ужаса.
Поток пламени, непредставимо огромный по сравнению с породившей его чашей, пожирал людей, точно обычное пламя – сухой хворост. Алые потоки текли вниз по склону южного Рога, уничтожая один отряд мусульман за другим. Люди метались, объятые пламенем, в воздухе разносились отчаянные вопли. Некоторые пытались бежать, но неумолимый огонь настигал их.
Пройдясь по равнине, он остановился только у самого холма Лубии. За ним осталось выжженное пепелище, покрытое пеплом, который еще недавно был людьми.
Брат Ричард пошатнулся, и если бы не поддержавший его Жак де Майи, упал бы. Чаша скрылась в мешочке, и тут же солнце засияло вновь. Магистр Ордена Храма судорожно сглотнул, ощущая во рту противный сладковатый привкус горелой человеческой плоти.
На горизонте виднелись удирающие остатки войска Саладина. Сам султан был мертв. Битва при Хаттине оказалась выиграна.