— Клянись сам, если хочешь, — выплюнул Лаут с явным презрением,
— она тебе не вещь, чтобы делать ставки.
— Что ж... ты сам напросился, — с наигранным сожалением вздохнул
Рауд и резко сорвался с места.
Его скорость была хороша. Взбешённый юноша желал растоптать
противника всеми силами, так, чтобы тот не смог показать даже
намёка на сопротивление и был избит, словно мешок с песком. Для
всех, кто наблюдал за их схваткой, силуэт Рауда смазался и исчез из
виду. Увы, от гнева сын Владыки не догадался прощупать ранг
противника во время разговора и даже не предполагал, что Эдван
прекрасно видит все его движения. По тренировочной площадке
разнёсся хлопок ударной волны, и среди наблюдателей послышались
удивлённые возгласы — Лаут поймал кулак противника рукой.
Глаза Рауда тоже расширились от удивления — ему показалось, что
он ударил не ладонь, а каменную стену. Стену, которая зачем-то
схватила его кулак и не желала отпускать. На кончиках пальцев
рыжего затрещали искры, а Эдван, почувствовав применение контракта,
тут же разжал ладонь. А в следующий миг произошло одновременно две
вещи. Зарычав, Рауд резко вскинул свободную руку, почти в упор
выпуская во врага молнию и тут же получил под дых удар
сокрушительной мощи, так и не услышав грома. Уклоняясь от атаки
контрактом, Эдван подался вперёд и без всякой жалости всадил рыжему
удар навстречу.
Рауд отлетел шагов на тридцать и, рухнув мордой в пыль, проехал
ещё столько же, остановившись почти у самой ограды. Парню
показалось, будто бы он снова по глупости вызвал на бой мастера
Озера — настолько сильным был удар, который он только что
схлопотал. Словно дикий бык лягнул. Валяясь в пыли, парень хрипел
от жуткой боли и изо всех сил пытался вдохнуть, на несколько
мгновений даже забыв, где находится, и что вообще происходит.
Впрочем, воспоминания очень быстро вернулись — стоило только
увидеть перед лицом чужие ботинки. Верно, он вызвал на бой
новичка... Лаута.
Хрипя и держась за грудь, Рауд перекатился в сторону,
приподнялся на руках и, взглянув в глаза своему противнику, замер в
оцепенении. Эдван смерил его жутким, до дрожи знакомым взглядом.
Злобным и обжигающе колючим, таким, от которого у Рауда слова
застревали в горле, а по спине бежали мурашки.
— В прошлую нашу встречу ты был куда вежливей, ублюдок. По роже
вижу, ты меня вспомнил, — сказал Эдван и, сплюнув на землю,
прошипел, — ещё раз меня взбесишь, я не стану тебя жалеть и
проломлю башку. И плевал я, кто там твой отец. Поэтому, лучше
исполняй свою клятву и держись от Лизы подальше.