Наш ряд ящиков уходил к более
светлому проходу, и там в боевой стойке застыла Блонди. Она прядала
ушами, прислушиваясь, и только сейчас я услышал, как кто-то в
помещении хрустит ящиками и ругается.
– Где они, на?
– Не видно ни хрена!
– Опять бардак, нах! Кому убирать,
на?
– Пусть Бурдюк убирает, на.
– Точно, на, – гоблины захихикали, а
потом вскрикнули.
Послышалось утробное рычание, хриплый
вздох прокатился ветром по складу. Чья-то тяжёлая нога раздавила
сразу кучу ящиков.
И как-то сразу я понял, что это
тролль, и он всё ещё жив.
– Так, значит… – начал было я, но
Бобр снова прижал мне ладонью рот.
Да чтоб тебя! Я гневно свёл брови, а
Лекарь свистящим шёпотом объявил:
– Георгий, этот надзорщик-невидимка
тоже здесь где-то.
– Во он шпарит, братан. Гоблинов
пачками жёг! – Боря округлял глаза.
Пробежавшись взглядом по лицам
тиммейтов, я пытался лихорадочно собрать паззл. Пока я был в
отключке, Лекарь чего-то учудил с троллем, и ребята смогли
добраться до этих складов.
Только теперь ситуация ещё хуже. Тот
надзорщик, про которого я теперь с трудом вспомнил, тоже гнался за
нами.
Я глянул на Толю, и тот виновато
пожал плечами:
– Песня на откате, Георгий.
Боря с бравым видом сжимал булаву, и
я понял, хоть одна команда от меня – и он побежит крушить головы. А
прячется он так, за компанию.
Подползла Блонди, слушая наши
разговоры. Она тоже была потрёпана, но вполне целая. Я оглянулся на
Биби.
– Ёжик… – та зажмурилась, потом с
жалобным видом сказала, – Не могу опять.
Мне хотелось подбодрить и её, и
ребят. Ведь смогли даже со мной на плечах добежать.
И будто мигнуло что-то на стене, как
раз за плечом Биби, за трухлявым ящиком. Мигнуло таким синим,
сапфировым цветом, и едва заметно заискрилось.
– Братан, там нет прохода, – зашипел
Бобр, когда я стал протискиваться мимо Биби к каменной кладке.
Кое-как протиснувшись, и откинув от
стены ящик, я припал к каменной кладке. На древнем кирпиче, вылезая
из шва, поблёскивал мох. Мягкий, будто плюшевый, отдельные прожилки
в нём мерцали, словно пропитанные светоотражающей краской.
Самый настоящий, тот самый, что так
любят гномы…
– Чего там, Герыч?
– Мох, – ответил я, поддевая ножиком
бахрому на камне, – Синий.
– Ой, – заволновалась Биби.
Пришлось сдуть пыль, стряхнуть
немного грязи. И вот я, с улыбкой до ушей, перевалился назад, гордо
держа синий лоскут над головой, словно олимпийский огонь.