- Может, в окно выпрыгнул?
- Закрыто окно, - скрипнул зубами Вячеслав Михайлович. - И
паспорт его у меня, и вещи в купе остались. А его нету.
- Так может, он вовсе и не... того? - финансовый директор кивнул
на записку. - Может, он на какой станции выскочил? - Кацман не
закончил, пригнулся ближе к собеседнику, прошептал: - Деньги-то,
которые Абрек на его раскрутку давал, - возвращать скоро. С
процентами. А чем? Только в последний альбом полсотни бакинских
ухнули, а продаж с гулькин нос. На радио брать не хотят, про
телевидение вообще молчу. С концертами, с чесом - сам видишь какая
засада.
- А если даже и так, - Вячеслав Михайлович тоже склонил голову.
- Может, и к лучшему это? Нет человека, как говорится, нет и
проблемы.
- Хрена-то! Это, может, у Иосифа с Лаврентием такие шутки
проходили, - горько выдохнул Кацман. - А вот "Чечен" свои два
лимона по любому выдавит. Разбирать не станет. И ты, на минуточку,
его продюсер. Хочешь, чтобы твоих девчонок в бардак продали? А тебя
самого за ребро подвесили? Нет? То-то.
- И я не хочу. Было бы хоть тело, тогда может и смогли
отвертеться. Да ведь и тела нет.
Перспективы, нарисованные спутником, настолько впечатлили
продюсера, что он вновь ухватился за бутылку, собираясь налить себе
водки, но не удержал. Посудина упала в застеленный истертым ковром
проход и покатилась между столиками.
Официантка, скучающая в дальнем конце вагона, подняла голову,
осуждающе кашлянула. Ее начала раздражать денежная, но не слишком
спокойная парочка.
- Все. Все, красавица, - примиряющее поднял руки Кацман.
Он отсчитал несколько купюр и потянул выпавшего из реальности
товарища за рукав: - Пошли, Михалыч, проветримся. Стоит наш паровоз
на запасном пути.
- Вот-вот, погуляйте, мальчики, - согласилась официантка, пряча
деньги в кармашек передника. - Похоже, долго стоять будем.
Поломалось там у них чего-то. Проветритесь, а потом и
приходите.
Нетвердо ступая, спутники выбрались на перрон, где уже гомонили
почти все пассажиры поезда.
Продюсер вытянул из кармана пачку, задымил, угрюмо глядя себе
под ноги, тогда как некурящий толстяк закрутил головой, озирая
непрезентабельную действительность российской глубинки.
- "И сын степей калмык..." - не совсем к месту процитировал
классика русской словесности Кацман, глядя на стайку толпящихся
возле соседнего вагона челноков-китайцев. - "Эх, велика Россия, а
отступать, как говориться, и некуда."