Понаблюдав за передвижениями смен, решили дожидаться утра.
Переход на рассвете, в самое собачье время, когда самый сон. Если
не случится внезапной атаки или обстрела. Оптимальное время четыре
утра. Как раз пройдет пара часов после смены поста.
Самое трудное самим не заснуть. Усталость сказывается – двое
суток уже ползают тут. Заснешь – захрапишь. Когда ночевали в лесу,
бодрствующий постоянно пихал спящего, не давая храпеть, что к
бодрости потом не приводило.
Сидели в камыше, слушая тихие разговоры немцев, жалея, что
толком не учили язык в школе. Немцы особо не шумели. Иногда
посмеивались, видимо рассказывая веселые истории. Но и наблюдать за
окрестностями не забывали – постоянно из окопа торчало пара голов в
касках. Где-то отдаленно грохотала канонада. Иногда справа в
сторону нейтралки пускали осветительные ракеты. Хорошо бы тишина до
рассвета сохранилась…
Наконец на пост заступила новая смена. Началось то самое собачье
время. Орднунг-орднунгом, но немцы тоже устают, и через час на
посту решили, что можно бдить не в восемь глаз, а в четыре, и пара
солдат устроилась в окопе.
Через некоторое время донеслось похрапывание. Которое прервалось
пинком часового.
Бесхребетный с Гороховым переглянулись – пора. Часовые влево не
смотрели вообще, наблюдая лишь за тем, что впереди. И бойцы начали
подкрадываться. Бруствер слева выступал чуть выше, обеспечивая
мертвую зону, что компенсировалось бы дополнительным наблюдающими,
однако те в данный момент сопели в две дырочки.
Подобраться удалось почти вплотную. Так тихо подбираться давно
не приходилось. Движения плавные, осторожные. Сдвинулся – замер,
еще чуть вперед – замер. Уже слышны сопения в окопе. Осталось
только выбрать момент. В руках по клинку. Удаться ли сработать
втихую? Про неудачу думать не хотелось.
Начались сумерки. Надо решаться, ибо может заявится проверяющий,
и если еще протянуть, то посветлу нетралку незаметно не
миновать.
Послышался звук зевка и еще что-то непонятное, будто кто-то в
трубу глухо дунул. В окопе тихо хохотнули, а Бесхребетный с
Гороховым насторожились.
- Maкс!
- М-м-м? –из глубины послышалось сонное.
- Du schwein! – буркнул пулеметчик, отчаянно зевая, и стараясь
прикрыть рот ладонью. – Stinkendes schwein!*
Затаившиеся бойцы только про свинью и поняли. И тут что-то
загрохотало на юге. Бесхребетный с Гороховым не сговариваясь
перемахнули через бруствер - как чувствовали - оба бодрствующих
немца смотрели вправо. Сработали каждый своего – ножом по горлу.
Откинули умирающих и сразу зажали рты спящим и пришпилили клинками.
Лишь один успел звук издать. Завоняло. Семен невольно сплюнул,
затем толкнул сержанта: