На Мэйн-стрит была аптека, и он показал аптекарю свои волдыри.
– Есть у вас что-нибудь от этого?
– Ух ты! – поразился аптекарь. – Никогда не видел такого сильного ожога ядовитым плющом. Лучше сделайте укол.
– В городе есть врач?
– На Консервном молу есть амбулатория. Знаете, где это? В двух милях от города – старый рыбоконсервный заводик, его теперь превратили в магазинчики и всякое такое. В таком тумане вы его не увидите, но запах почувствуете.
Машин на Мэйн-стрит почти не было. Квиллер ехал по желтой линии, поглядывая на одометр, и через две мили у него не было никаких сомнений, что он добрался до Консервного мола. Поставив машину между двумя желтыми линиями разметки, Квиллер пошел на запах, который и повлек его к стеклянным дверям, ведущим в галерею.
В приемной, которая, как и полагается, пахла антисептиками, не было никого, кроме сидящей за столом некрасивой молодой женщины.
– У вас здесь есть врач? – спросил Квиллер.
– Я врач, – ответила она, бросив взгляд на его руки. – Где вам удалось так невообразимо обжечься ядовитым плющом?
– Кажется, на старом кладбище.
– Вот как? Не староваты ли вы для таких проказ? – Она бросила на него озорной взгляд.
Он чувствовал себя слишком плохо, чтобы поддержать столь игривый тон.
– Я осматривал старые могилы.
– Вполне правдоподобная история. Ну, проходите в камеру пыток, и я сделаю вам укол.
Кроме того, она вручила ему лосьон и дала несколько советов:
– Не суйте руки в холодную воду, не стойте под теплым душем и держитесь подальше от старых кладбищ.
Квиллер вышел из амбулатории в довольно мрачном настроении. По его мнению, врачу следовало не держаться так игриво, а больше сочувствовать пациентам. Однако к тому времени, когда он добрался сквозь туман до города, лекарство начало действовать, вызывая не только облегчение, но и некоторую эйфорию, и теперь он вспомнил, что никогда не видел таких красивых зеленых глаз и таких длинных ресниц, как у этой докторши.
В отеле, куда он заехал выпить кофе и перекусить, четверо мужчин за соседним столиком жаловались на погоду.
– В такой косматый туман на озере – хана. Возьмем-ка лучше бутылочку да перекинемся в картишки.
За столом позади него проговорили:
– Мы не уедем отсюда, пока, – вдох, – я не порыбачу.
Пронзительный голос ответил:
– Ну почему ты такой упрямый? Можно подумать, рыбалка – твоя страсть.