Ленивая поступь будущего короля привела его к сухому
дереву-пристанищу, принадлежащему женщине-горе, со столь пышными
телесами, что на то, чтобы их прикрыть хотя бы отчасти, по всей
видимости, пришлось пустить целый парус с бизань-мачты фрегата.
Толстуха пила ром. И делала это так же буднично, как обычный
человек пьет простую воду. Люц дождался, пока владелица избранного
им пристанища допьет остатки скверного тростникового рома, после
чего сразу же перешел к делу, не забывая о некой доле вынужденной
вежливости:
– Мир тебе пухло-пьяная владычица сего уродливого древа. Хочу
занять я домик на его вершине. Пенаты те грязны, малы, убоги. Но
что ж теперь…
Икнув, толстуха окинула яркую фигуру чужеземца пристальным и
удивительно умным взглядом крохотных глазок. Стряхнула с уха
пытающуюся скрыться в ее нечесаных волосах сороконожку, раздавила
хлопком по обнаженному плечу тройку комаров, решивших испить
холестеринового бульона с крохотной примесью крови.
– Три серебряные и четыре медные монеты в день! – раздался
тонкий и мелодичный голос из ее утробы, так же подходящий к этой
женщине, как крокодилу подойдет лисий хвост.
Но полуорка трудно было смутить и ценой, и тембром голоса. На
зеленокожем лице не дрогнул и мускул. Покопавшись в одном из
карманов, он выудил пару золотых монет, передал хозяйке дерева,
проследил, как блестящий металл исчезает в складках ее одеяния, и
добавил:
– Я не люблю незваных гостей.
– Я прослежу, безымянный чужеземец. Как твое имя?
– Люцериус Великолепнейший, Наиславный из Славнейших, будущий
островной король!
– Дом в твоем распоряжении, Люцериус. И помни – в долг у меня не
живут, пороком щедрости не страдаю, любой крокодил в округе куда
добрей меня, и боюсь я только двух вещей – пожара и того, что ром
закончится! А в наше время разве может приличная женщина обойтись
без пары бутылок рома в день? Нет! Нет веры той дерзновенной и
порочной, что не делает по глотку рома каждый час! Мое имя Кубла! И
я не забываю о роме!
– Удивительные слова, – не мог не признать Люц, обходя
женщину-глыбу и берясь за перекладину веревочной лестнице. – Просто
удивительные. А как насчет ворья?
– Поймали недавно двоих, – пропела Кубла милым голоском. – Один
из них был чужеземцем. Обоих скормили крокодилам. Чужеземца
пришлось скормить дважды, ведь грехи его были столь тяжки, что не
искупились после первой смерти. Да, я убила многих таких, как ты,
Люцериус.