—Раз нет денег, тогда
угости нас вкусностями. — прохихикал гопник, начав рыться в пакете.
— Слыш, что это за дерьмо такое? Да этим даже собак не кормят, я
больше скажу, бомжи даже не едят!
—Мда, видимо парень и
вправду на мели. — цокнул спортсмен, но через секунду его лицо
исказил животный оскал. — Или он где-то припрятал свои деньжата, а
еду и вправду купил собакам.
—Дело говоришь, босс! —
загоготал гопник, запрокидывая голову парня. — Слышь, давай... Оу
чёрт.
Гопник отскочил назад в
ужасе. Парень смотрел на них, всем своим видом пугая их до
чёртиков. Левая щека была разорвана и, видимо, зашивавший его щёку
врач был пьян, правый глаз был неподвижен и всё время смотрел в
одну точку, на полностью обритом правом виске красовался шрам, а из
рта текла небольшая струйка крови.
—Босс... Я же не бил так
сильно... — голос гопника дрожал. — Что мне
делать?
—Заткнись и бежим! —
крикнул спортсмен и бросился бежать, а вслед за ним побежал
оборванный мальчишка. Гопник постоял пару секунд в ступоре, но,
опомнившись, бросился вслед, роняя пакет с
продуктами.
Парень просидел на земле
ещё с минуту прежде чем встать. Он подошёл к пакету и, схватив его,
направился домой, придерживая ушибленное место. "Кто же знал, что
мои шрамы помогут мне отделаться"—думал парень, поднимаясь на свой
пятый этаж. И вот он стоит перед старой деревянной дверью, достав с
кармана ключ, он открывает дверь и входит в квартиру. Его встречает
узенький коридор, ведущий к кухне, раздельному санузлу и
единственной комнате. Он снимает свои изодранные кроссовки и кладет
их в старую тумбочку без дверци. Зайдя в комнату, он подошёл к
шкафчику и взял сменную одежду, и направился в
душ.
Стоя под холодными
струями душа, перед его глазами пронеслась вся его жизнь. Алекс
Клыков — мальчишка, что потерял в детстве своих родителей и был
изуродован в аварии, жил со своей бабушкой, которая была ужасной
женщиной. Она была строга к нему во всём и пыталась вырастить
мужчину, не смотря даже на то, что её единственный внучок еле
дышит, но это помогло ему очень сильно, Алекс давно перестал себя
жалеть и плакать, можно сказать бабушка закалило его душу до
состояния стали, наверное поэтому он не плакал на её похоронах,
хотя какие это похороны. В тот день на кладбище он стоял совсем
один возле могилки с деревянным крестом и беззвучно смотрел куда-то
в пустоту, а потом ушел.