Лукас молча смотрел в белеющее лицо Марвина – смотрел и улыбался, пытаясь угадать его мысли. Не будь мальчишка связан, кому-то здесь уже бы не поздоровилось. А впрочем, может, он и не настолько глуп. Во всяком случае, Лукасу хотелось в это верить.
– Как вы чувствуете себя, мой друг? – вкрадчиво спросил он, когда шум вокруг немного улёгся.
Губы Марвина дрогнули, будто с них должно было, но так и не сорвалось ругательство. Рыцари притихли, посмеиваясь и перебрасываясь насмешливыми комментариями. Ойрек широко ухмылялся.
– Простите, я прежде не мог уделить вам должного внимания, – тем же тоном продолжал Лукас. – А тут вот благородные мессеры пожелали узреть того самого сэйра, что прославил последний турнир в Балендоре… Надеюсь, вы ещё не запамятовали?
– Не запамятовал, можете быть уверены, – сказал Марвин.
От звука его голоса рыцари разом смолкли. Лукас прищурился, внимательно разглядывая его напряжённо выпрямленную фигуру.
– Рад это слышать, – сказал он. – Вы знаете, пока вас не было, благородные мессеры убеждали меня, что я должен вас убить.
– Так убейте, – проговорил Марвин. – За чем же дело стало?
– Дело стало за тем, что я уже дважды спас вам жизнь, хотя вы этого, я вижу, не цените. Причём первый раз получил её в подарок, а второй – купил.
– И переплатил, как по мне, – вставил Ойрек.
Марвин вздрогнул – мимолётно, но от Лукаса это не укрылось. Ах, ну да, откуда ему знать. Он и так уже был еле жив там, на поле боя, когда Лукас перехватил руку Ойрека, занесённую над его головой. Неприятное открытие, верно, парень?
– Не знаю, как благородное собрание, а я привык практично смотреть на жизнь, – заметил Лукас. Члены благородного собрания покривились, показывая своё отношение к такой позиции. – И прежде чем убить вас, я хотел бы получить компенсацию своих затрат. По-моему, это справедливо.
Здесь уж благородное собрание было вынуждено согласиться.
– Как же мне её получить, вот в чём вопрос? – подперев голову рукой, мягко спросил Лукас.
Рыцари принялись наперебой предлагать разнообразные варианты, самым безобидным из которых было раздеть мальчишку догола и заставить поплясать на снегу. Марвин по-прежнему не шевелился. Лукасу казалось, что насмешки отлетают от него, словно горох от стены.
«Ему не важно, что скажут они, – подумал Лукас. – Он хочет знать, что скажу я. И вовсе не потому, что боится. Он не боится».