– У неё самые дивные белокурые локоны, какие мне доводилось видеть, мессер, – лукаво сказала королева.
«Ого как, – подумал Марвин. – А уж не сама ли ты по этой части?.. Но нет, невозможно. Слишком утонченна и женственна».
– Вы не похожи на других женщин, моя королева, – вырвалось у него.
Король перестал смеяться, Годвин – улыбаться, зал притих, а королева удивилась.
– Почему?
– Обычно женщины не любят тех, в ком отмечают красоту. И только вы одна можете сочувствовать им и защищать их честь. Впрочем, это можно понять: с вашей красотой нет нужды опасаться соперниц.
– Казнить, – с упоением сказал король. – Немедленно. Прилюдно.
Но Марвин видел, что он шутит, и всё сейчас зависит от королевы. Не то чтобы он боялся смерти – но не хотелось умирать так глупо, а ещё больше – вызвать немилость королевы Ольвен. Хотелось, можно сказать, совсем обратного…
Внезапно счастливая догадка пронзила Марвина. Он удержал победную улыбку и, не поворачивая головы, твёрдо сказал:
– Впрочем, не могу отрицать, что в вашем лице месстрес Бьянка из Кудиона обрела поистине могучего защитника.
«Угадал или нет?» – напряжённо подумал Марвин и по засиявшей улыбке королевы понял, что угадал. Точно, Бьянка. Маленькая белокурая Бьянка… которая хохотала, когда он увещевал, что в её неприлично юном возрасте нельзя клеиться к каждому встречному мужчине и что отец убьёт её, если узнает. На это она отвечала: «Нет, милый, это тебя он убьёт!» – и снова хохотала, так очаровательно, что Марвин не устоял, хотя девчонке едва стукнуло шестнадцать. Отец, видимо, всё-таки узнал. Марвин помнил его смутно – вроде сморчок какой-то, так что не удивительно, что кинулся к королю просить заступничества, ну а Бьянка, видимо, подыграла… а что ей оставалось? В монастырь-то, поди, неохота. Марвин ни в чём её не винил. Главное – чтоб теперь жениться не пришлось. Ну и чтобы не казнили.
– А не так-то уж и коротка ваша память, мессер, – сказала королева.
– Стараюсь, как могу, – признался Марвин.
– Выйди сюда, дитя моё! Вот твой обидчик. Правда ли, что вы обещали сей прекрасной и благородной месстрес жениться на ней и под этим предлогом обесчестили?
«Да это же ты её сама сейчас на весь свет бесчестишь, стерва», – подумал Марвин, а вслух сказал:
– Неправда!
По толпе придворных прошёл ропот, король засопел, королева нахмурилась, а прелестная маленькая Бьянка, вынырнувшая из толпы, залилась краской и умоляюще посмотрела на отца. Тот топтался рядом – странно, что Марвин сразу их не заметил, – весь пунцовый от стыда. «Сам напросился, – мстительно подумал Марвин, – это не я тебя сюда за шиворот приволок, а как раз наоборот».