Сердце лихорадочно грохотало, дурно ему было.
– Третью дочь ищи, – шептала в беспамятстве Ясновидица.
– Где? – рыкнул нетерпеливо Зверь, встряхнув деву. Она открыла непонимающе чёрные очи. Сморгнула сонливость.
– Где её искать? – повторил глухо Альфа, с жадностью следя за томной девой. Она с мурчанием прижалась крепче, обвила его могучую шею руками и застонала губы в губы:
– Дай мне эмоций ярче – сделай меня своей, – со сладким поцелуем прильнула.
И Зверь зарычал, позабыв, что давал обещание не трогать жрицу. Ответил пылко... А потом швырнул её на простыни мягкие, подрагивая от дикой похоти, что плоть раздирала и вены горячила. Уже отравился запахом и желанием, ощутил тело молодое, податливое и трепещущее. Никогда таких хрупких дев в своих руках не держал, под собой не ощущал. Худенькая, с женственными изгибами. Грудь упругая, а соски так торчали дерзко, что во рту пересохло у Родена. Взглядом скользнул по плоскому животику, по лобку с черной полянкой волос.
И сорвался Зверь, рывком подтащил жрицу к себе, прикусил до сладости грудь точёную. Вскрикнула Ясновидица, из оков страшного сна окончательно вырываясь, да вцепилась в ужасе в волосы Альфы. То ему лишь знаком послужило. И как бы девка ни отбивалась, его уже было не остановить. Стонала жрица, то прогибаясь от ласк его жадных, то брыкаясь, когда Зверь верх брал. Увещевать пыталась, молить о чём– то:
– Убьёшь... стой... кровь...
Но глух оставался к мольбам её, они и раньше его не шибко трогали, а теперь и подавно.
Поцелуи грубые чередовал с укусами кровавыми. Дева всхлипывала, металась, а Роден к вожделенной цели спускался. Языком след оставляя на плоском животе до поросли витков смоляных. Носом пробуравил их, запахом самки девственной травясь, и лизнул нетронутое лоно.
Ахнула жрица, дугой изгибаясь в крепких руках. Смял Роден ягодицы округлые, не выпуская из плена, и с большим пылом принялся ласкать деву сладкую. Пил, лизал, и даже метки ставил на самке, своё право утверждая и доводя её то до вершины удовольствия, то до болевого обморока. Ласкал на пределе, показывая все грани похоти животной...
И взлетала она быстро, и так же стремительно ухала в пучину беспробудного удовольствия. То болью задыхаясь, то стонами сладострастья, и когда опала изнеможенно на простыни без сил, Роден овладел ею, стремясь и свою похоть утолить. Рывком ноги стройные развёл шире, собой накрыл тело юное и ворвался.