– Я встречу разыгрывающего! – крикнул я своим партнёрам, когда
те дружно откатывались к нашему кольцу.
Разыгрывающий защитник мексиканцев черноволосый парень, ростом
где-то с метр восемьдесят, напрасно понадеялся, что легко выведет
мяч на нашу половину площадки, и вместо передачи сам повёл его в
атаку. Я резко, на пределе своих сил ускорился, и мексиканский
игрок даже глазом не успел моргнуть, как я завладел мячом. Дальше
всё было делом техники, я выскочил на пустое кольцо и, поддавшись
неистовым крикам трибун, решил вколотить смачный слэм-данк. Хорошо,
что в полёте до меня дошло, что забивать сверху правилами
запрещено, и в последний момент я еле-еле сделал простую подкидку.
Со стороны вышло, конечно, корявенько, но мяч нырнул между дужек
кольца, как полагается. На табло высветилось USSR – MEX 32:17.
«Нормальная скорострельность, – подумал я, возвращаясь в защиту, –
пятнадцать секунд: четыре очка в кармане».
– Иди на замену, – вдруг окатил меня «холодным душем»
Корней.
– Чё? – я посмотрел на нашу скамейку запасных, где Спандарян уже
готовил выпустить на паркет Озерса из рижского ВЭФа.
– Суренович, – под свист трибун, не выдержал я, – ты совсем
охренел!
– Иди на х… в душ, охладись! – весь красный заорал на меня
Спапндарян.
– Да к херам собачьим! – я снял свою футболку и швырнул её на
скамейку запасных, а сам трусцой побежал в подтрибунное
помещение.
И лишь под душем я понял, что слишком погорячился, поддался
общему психозу болельщиков, ведь никогда не играл при шестнадцати
тысячах одновременно орущих глоток.