— Конечно, я очень любил Коноху, — Учиха поднял голову, и
налетевший ветер взъерошил его длинные волосы, словно пытаясь
расплести из хвоста и поиграть с ними. — И гражданская война в
случае попытки смены власти привела бы к войне с соседними
странами. Я не поддерживал свой клан в той политике, которую вёл
мой отец. Я всеми силами пытался примирить деревню и клан Учиха, —
его губы тронула горькая усмешка. — Но оказалось, что вся эта
ситуация, можно сказать, была создана искусственно.
— Узнаю руку своего учителя, — тихо поддакнул Орочимару, не
желая вспугнуть откровенность, но не удержавшись от сарказма. —
Иногда мне самому не верилось, что тот добрый учитель, который был
у меня в юности, говорящий о Воле Огня и распускающий благостность,
и та хитрая обезьяна, которая выдала мне лабораторию и кучу
запретных техник, особенно всё, что касается молодости и продления
жизни, поставляющий людей на мои опыты, в том числе младенцев и
маленьких детей — один и тот же человек.
Учиха внимательно посмотрел на него так, что Орочимару тут же
захотелось оправдаться перед молодым шиноби.
— Конечно, сначала всё это было под маской того, что он хочет
мне помочь, а у меня явный талант, особенно для бескланового
сиротки. Библиотека знаний расширялась, мой интерес рос, мне
хотелось большего, знания пьянили, появлялись вопросы, дальше —
запретные техники и исследования. И постепенно я скатился до
экспериментов над детьми, точнее, я был к тому времени на таком
толстом крючке, что отказаться уже не мог.
— Вас не мучает совесть, Орочимару-сан?
— Совесть — это первое, что мне пришлось удалить в ходе моей
работы на благо науки, — криво улыбнулся он. Этот разговор поднял с
его души какую-то муть и открыл тщательно спрятанные в глубине
сознания неприятные вопросы, которые он когда-то себе задавал.
— Вы исковеркали свою душу в угоду своему учителю, — продолжил
Учиха. — Но когда-то вы были чистым и невинным ребёнком, который
любил своих родителей. Вы поддались, погнались за ложной целью,
навязанной вам. И мне непонятно только одно. Почему вы по инерции
продолжаете делать это и дальше? Вы же сейчас свободны.
— Пожалуй, я взял слишком сильный разгон и просто не могу
остановиться, — прошептал Орочимару. — Назад дороги уже нет. А
останавливаться… Тогда всё это вообще было зря, — неторопливо
бьющееся сердце отчего-то мучительно заныло.