Попытка прервать течение своей чакры не увенчалась успехом, но
за прошедшее время Наруто, как сказали Ракурэй и Шисуи, улучшил
свой контроль и навыки манипулирования. Чему, по мнению самого
Наруто, сильно поспособствовало изучение им доступного фуиндзюцу.
Всё-таки там требовались терпение и точность. Шисуи, как и обещал,
научил его всему, что знал сам по техникам печатей. После этого
намного легче дались и техника преображений — «хенге-но-дзюцу» — и
напитывание, для большей бронебойной способности, чакрой нэкотэ. И
то же тайдзюцу, когда чакра стала поддаваться управлению, пошло
намного лучше. Теперь в учебном поединке Саске выигрывал всего два
раза из трёх.
Вспомнив о друге, Наруто нахмурился, решив, что надо поскорее
выбираться из странного места и спешить на помощь. Вооружившись
кунаем, он побежал по коридору, ориентируясь на доносящиеся из
конца странные звуки, похожие на рокот.
Звук капающей воды разрезал странно осязаемую темноту впереди.
Все ощущения смешались и исковеркались, и он словно чувствовал на
языке едкую, ядовитую ярость, в направлении которой упрямо
двигался, уже начиная догадываться, что его ждёт впереди.
Сразу вспомнился разговор с незнакомым ещё тогда Шисуи перед
уходом из Конохи. О том, что он — сосуд для девятихвостого
демона-лиса, того самого Кьюби-но-Йоко, который разрушил часть
деревни восемь лет назад. Джинчуурики. Что его родителями были
Намикадзе Минато, Четвёртый Хокаге, и Узумаки Кушина — вторая
джинчуурики девятихвостого демона. Родители погибли, запечатав Лиса
в него ценой своей жизни, защищая его и Коноху. От пришедшей в
голову мысли Наруто остановился. Если бы клану Учиха позволили
остановить вырвавшегося биджуу, его родители были бы живы?! Не было
бы унижения, ненависти, его бы любили с самого детства? Наруто
мотнул головой, избавляясь от странной щемящей боли где-то внутри,
и побежал вперёд, чтобы увидеть причину своих страданий и камень
преткновения, ставший надгробным для почти двухсот человек клана
Учиха. К Лису он не чувствовал ни злости, ни обиды, потому что это
всё равно что обижаться на меч, об который порезался. Если и искать
виновного в случившемся, то это скорее тот, кто держит меч в руке.
Себя он воспринимал, скорее, ножнами к этому мечу и так и не понял,
почему ненавидели его. Шисуи объяснил ему, что он защищал деревню,
сдерживая сам того не зная обоюдоострое оружие в себе.