У нее были кошачьи глаза цвета еще не вполне зрелого крыжовника; она была прекрасна, как ни одна девочка в мире; у нее были бедные шерстяные чулки на клетчатых подвязках с металлическими пристежками.
Надувшись от смущения и засунув руки в карманы, причем его животик и короткая нагнувшаяся шея сразу же сделали его чем-то отдаленно похожим на кузнечика, мальчик повернулся к девочке боком, как бы собираясь в случае чего подраться, и спросил:
– Девочка, хочешь со мной играть?
Она окинула его презрительным взглядом и сказала:
– Мурло́.
Мальчик опешил.
– Сама мурло, – немного подумав, ответил он и стал еще более похожим на кузнечика, собирающегося прыгнуть.
Но тут наверху отворилась форточка, и женский голос позвал:
– Саня, иди заниматься.
И девочка исчезла.
Неужели этот мальчик тоже я? Если и не вполне, то, во всяком случае, отчасти. Не исключено, что это все тот же милый моему сердцу Пчелкин, только совсем маленький, лет восьми.
– А это видела? – спросил в следующий раз он, или я, похлопывая себя по мелкому карману штанов, откуда выглядывал кончик рогатки. – Знаешь, как бьет?
– А как? – спросила она.
– Навылет!
– Смотря через чего, – заметила она.
– Через чего хочешь, – хвастливо сказал мальчик.
– А через доску? – спросила она.
– Через доску не, – честно ответил он.
– А через фанерку? – продолжала допытываться она.
– Через фанерку тоже не, – выдавил из себя мальчик, вдруг потерявший способность врать перед этой девочкой.
– Так через чего же?.. – насмешливо спросила она.
– Через картонку – да. Хочешь, дам стрельнуть?
– Смотря чем.
– Кремушком.
– Тю! Нашел чем! Кремушком даже кицку не подобьешь.
– Зато голубя подобьешь.
– Голубя грех. Голубь – святой дух, – набожно сказала Санька и перекрестилась. – За голубя бог накажет.
– За белого да, – сказал мальчик. – Белый безусловно святой дух. Его – грех. А дикаря не грех. За дикаря не накажет.
– Все равно. Дикарь тоже святой дух.
– А вот нет!
– А вот да!
– Много ты понимаешь в голубях.
– Во всяком случае, больше твоего.
– Спорим!
– Не хватало! И не стой передо мной, как лунатик. Ты мне уже надоел. Отлипни. Иди, откуда пришел.
– Не твоя улица.
– А вот моя.
– Ты ее не купила. Улица общая. Хочу и стою.
– Ну и стой, если тебе так нравится на меня смотреть. Любуйся. Пожалуйста.
– Саня, иди делать арифметику, – послышался голос из форточки. – А ты, мальчик, ступай отсюда со своей рогаткой и не морочь девочке голову. Иди, иди…