Противник выпустил еще несколько коротких очередей, вильнул
вправо и вновь устремился в зенит. Благодаря тому, что пропеллер
аламейского самолета конструкторы направили назад, его курсовое
орудие не было оборудовано сложным и капризным механизмом
синхронизации и потому значительно превосходило пулемет «Хорнера» в
скорострельности, в чем Дима смог тут же убедиться на практике.
Аламейский аэроплан мелькнул у него перед носом, Дима надавил
гашетку, и «Гочкис» застучал, словно швейная машинка, лениво
отсчитывая пули, однако очередь ушла в молоко – цель уже метнулась
влево и вниз, совершенно пропав из виду.
Выровняв самолет – благодаря выведенным на максимум оборотам он
все время стремился задрать нос, – Дима огляделся по сторонам: если
кто-то сумеет зайти ему в хвост, быть беде. Позади, на отдалении в
пару сотен метров, почти отвесно падал другой аламейский биплан,
его преследовал «Хорнер» с черными ромбами на крыльях, у дульного
среза пулемета, закрепленного на капоте сурганского аэроплана,
трепыхался золотистый огонек. Выстрелов Дима не слышал – все звуки
заглушало натужное гудение мотора и свист ветра. Спикировав к самой
земле, аламеец ловко перевел машину в горизонтальный полет, а потом
с головокружительным креном бросил свой биплан в сторону и,
оторвавшись от повисшего позади «Хорнера», вновь взмыл к
облакам.
Снизу и справа промелькнула темная тень. Резко отдав ручку от
себя, Дима удивился, насколько легко послушалась машина. Перегрузка
вытолкнула его из кресла, он буквально повис на ремне, в животе
образовалась пустота, а самолет, казалось, вырвался из рук, его
словно тянуло к земле мощным невидимым магнитом. Горизонт
стремительно уплыл вверх, затем наклонился, когда Дима заложил
разворот с глубоким креном. Теперь нужно тянуть рукоять управления
на себя. Невидимая сила швырнула его назад на сиденье, навалилась
на плечи, по крылу слева пополз золотистый солнечный
прямоугольник.
Аламейский биплан – тот же самый или уже другой – шел над
перелеском, намереваясь атаковать строй бомбардировщиков снизу, со
стороны не защищенного пулеметным гнездом брюха. Дима нагонял его
сзади. Зенитчики на земле уже прекратили огонь, опасаясь попасть по
своим, потому их можно было не опасаться. Как только двукрылый
силуэт оказался прямо по курсу его полета, Дима снова нажал на
гашетку: пулемет дернулся, выпустив короткую очередь, но капризный
ветер тут же внес свои коррективы, чуть развернув аэроплан по
курсу. Попал он или не попал, было совершенно не понять. Выправив
машину, Дима вновь открыл огонь: биплан «плавал» в поле его зрения,
смещаясь то выше, то ниже, потому ни о какой кучности стрельбы не
могло быть и речи – если несколько пуль и достигли своей цели, то
скорее в силу чистой случайности. Впереди показались громоздкие
фюзеляжи бомбовозов, их густое пчелиное гудение, кажется,
заставляло воздух вокруг вибрировать и дрожать. На всякий случай
Дима убрал ладонь с пулеметной ручки, опасаясь случайно выстрелить
по дружественному самолету, а вот аламеец решил не стесняться: его
курсовой пулемет затарахтел, выпуская длинную очередь в направлении
ближайшего бомбардировщика, а потом, качнув крыльями, аэроплан
резко ушел вверх.