Тогда Хоки начал готовиться, как только мог, постоянно обдумывая варианты действий. Начал посещать тренинги, читал, оживленно общался со всеми, с кем мог, стараясь привести в порядок свое сознание. Начал бегать по утрам, посещал тренажерный зал. Мышцы сначала с трудом воспринимали нагрузки, словно сделанные из дерева, боль после занятий не проходила по два-три дня. Но за месяц упорных тренировок тела и разума, Коул привел себя в порядок. Единственное, что он не смог – бросить курить, но Хоки и не сильно хотел.
Тот день, когда Коул сюда попал, темное пятно начинающее отчет его воспоминаний, почти стерся из его памяти. Хоки даже перестал задумывать о том, что не помнит ничего из того, что было раньше. Со стороны казалось, что он вырвался из лап болезни, как и профессор, которому Коул помог. Но его болезнь, как официально называли его состояние, не прошла и даже не угасла, Хоки лишь направил ее в нужное, как он считал русло. Но все равно, Энни искренне переживала за него, а Ирэн неумело скрывала свою радость.
Но Джилл не становилось лучше, и этот факт угнетающе действовал на Коула, каждый день, делая его чуть мрачнее. Каждый день он ждал, не переставая думать о ней, и не сводя с нее взгляд, если она находилась в поле его зрения. Хоки неоднократно пытался заговорить с ней, но она не поддавалась. В определенный момент, он почувствовал, что теряет интерес к тому, что делает и вообще ко всему. Но надежда и сила воли не позволяли ему бросить начатое.
Лишь через два тяжелых и невыносимо долгих месяца, когда жара, стоявшая на улице, перебарывала кондиционеры, когда Коул отказавшись от всяких попыток вырвать Джилл из пелены теней, сидел на подоконнике и смотрел в вечернее небо, она подошла к нему и положила руку на плечо. Он резко повернулся и чуть не подскочил от неожиданности. Мыслительные процессы в его голове остановились, и он смотрел на нее, слегка приоткрыв рот, на мгновение отупевшим взглядом. Неожиданная сила в хрупкой и как казалось сломленной девушке, ослепила раздавленного сомнениями и противоречиями Коула.
А Джилл лишь спросила, своим голосом, навечно запечатленным в его памяти и который он узнает среди миллионов других голосов:
– Ты точно поможешь мне? – Негромко произнесла она, и в выражении ее лица был еле заметен вопросительный оттенок.