Возможно, и поняла, но его сопротивление нечто большее, чем я могу осознать. Мне не хватает ясности некоторых вещей, что вынуждают его быть настолько суровым.
- Чёрт, – бросает он, качнув головой, когда с моей стороны не происходит никакой реакции. – Я не хочу этого делать, Лена, не заставляй меня. Ты уже смотришь на меня так, словно я тебя предаю.
Лена? Алек даже не подозревает, как легко выдаёт, насколько он зол на меня. Я вновь трясу головой, словно собираюсь стряхнуть с себя эти мысли.
- Потому что я ничего не понимаю, Алек, – не отступаю я, зная, что он не меньше меня хочет выяснить сейчас всё до единого, сколько бы этого ни отрицал.
- Нет, – перечет он, – ты всё прекрасно понимаешь, просто никак не сподобишься признаться мне в этом.
Неправда. Хотя, возможно... некоторое я всё же понимаю, но всё равно его поведение для меня остаётся непостижимым. Мы зашли дальше. Намного дальше, чем обычно. И мои мысли в тот момент, моё желание безоговорочно поддаться ему, вероятно, не заслуживают поощрения. Но Алек был там со мной, именно он придал мне абсолютной уверенности, что останавливаться – не нужно.
Мы молчим слишком долго. Настолько долго, что мои пряди волос успевают превратиться в стоки воды для всё никак неунимающегося дождя.
Но я молчу. И Алек молчит. Хотя взгляда никто из нас не отводит.
Тишина. Тишина. Тишина. А потом...
- Знаешь, а ты права, – внезапно говорит он, и от тона его голоса мой желудок предупреждающе сжимается. – Нам действительно стоит поговорить, потому что я больше не могу изводить себя одним единственным вопросом, который буквально сводит меня с ума. – Алек поднимает подбородок выше, глядя на меня каким-то снисходительным взглядом. – Ответь мне: как далеко ты вчера собиралась зайти?
Из моих лёгких вырывается воздух.
- Я? – переспрашиваю, и тон моего голоса передаёт всё недоумение, в котором сейчас пребываю. – Мне показалось, что ты тоже принимал в этом участие.
- Чисто теоретически, – бросает он равнодушно.
И теперь я по-настоящему прихожу в замешательство.
- Не понимаю, – молвлю, тряся головой, и тут же решаю всё пояснить. – И поверь, говоря: не понимаю, именно это и имею в виду.
Глаза Алека опасно сужаются на моих. Я знаю, что он делает. Снова пробует пробраться в мою голову, проверяя, насколько я искренне с ним, и от этого становится только обиднее, желая, чтобы он не поступал так по отношению ко мне. Однако я прохожу это испытание, потому что выражение его лица слегка смягчается.