Она поднялась из-за стола и направилась к двери.
– Эй, погодите! – спохватились вербовщики. – Вы должны дать подписку о неразглашении!
– Разглашать нечего, – обернулась Элла уже на пороге кабинета. – Давайте договоримся так: вы меня не видели, я вас не слышала.
И она скрылась за дверью.
Только вернувшись к себе в общежитие, Элла заметила, что ее бьет дрожь. Все-таки ей было страшно, хотя она ни словом, ни намеком не выдала себя в разговоре с вербовщиками. Она забралась с ногами на кровать и укрылась шубкой. Маленькая заботливая Суан Мин сунула в кружку кипятильник и заварила ей чаю. Элла с благодарностью выпила, и ей стало немного легче.
– Плостудилась? – спросила Суан Мин. – Таблетка дать?
– Нет, спасибо, – улыбнулась ей Элла. – Все в порядке. Сейчас все пройдет.
– Ты поспи, – посоветовала Суан Мин.
Они были в комнате одни. Карола уехала на каникулы к себе в Карл-Маркс-Штадт, Ампаро, как всегда, ушла к своим землякам.
Элла закрыла глаза, но заснуть не смогла. Разговор с агентами сам собой проворачивался у нее в уме. Она очень повзрослела за два года, проведенные в университете. Во многом благодаря дружбе с Лещинским. Он давал ей читать книги – иногда запрещенные, опасные. Однажды принес какую-то растрепанную книжку странного вида в бумажной обложке, на которой была изображена львица в окружении людей, а крупный заголовок гласил по-английски: «Рожденная свободной». Элла уже знала эту историю и книжку взяла неохотно.
– Это вы мне с намеком? – спросила она скептически.
– Никаких намеков. Откройте, – предложил он.
Внутри была другая книга, кривовато вклеенная в обложку. Ни имени автора, ни названия.
– Это Оруэлл, – пояснил Лещинский. – «1984 год». Никому не давайте. Даже не показывайте.
– У нас в комнате только одна я умею читать по-английски, – успокоила его Элла.
Она прочла великую пророческую книгу. Потом он дал ей «Скотный двор» того же автора, а по-французски посоветовал почитать Камю. Элла послушалась. Она уже знала слово «безысходность», и уже тогда, когда впервые прочла «Постороннего» и «Чуму», в голове у нее сложился некий замысел, хотя воплотить его ей было суждено много позже. Она принялась штурмовать французскую литературу методично, начиная с истоков, а у истоков современной французской литературы стоял Франсуа Рабле. Элла прочла «Гаргантюа и Пантагрюэля», правда, в русском переводе: на написанный старофранцузским языком оригинал у нее не хватило пороху. Лещинский дал ей почитать Бахтина – «Франсуа Рабле в истории реализма».