Клаудия же только
покачала головой. Фантастическое мгновение единства прошло.
Реальный мир оказался сильнее.
Наспех перекусив, они
устроились на спине Цивки и двинулись в путь. Под мощными лапами
исчезали доли, все ближе становилась защитная стена, отделявшая
столицу от южного стигая. Колоссальная каменная преграда, какой бы
высокой она не казалась, не могла скрыть от взгляда черную громаду
башни.
Беренганд пристально
наблюдала. Май казалось, что чудовище вот‑вот разинет пасть, чтобы
проглотить ее и раздробить каждую кость в хрупком
теле.
Мир размазался перед
глазами, Клаудия превратилась в серое бесформенное пятно, а горло
сдавило от жажды и тошноты. Само бремя плоти было невыносимым,
хотелось отбросить тело, как змея отбрасывает старую кожу, чтобы
освободиться от навалившейся удушливой усталости. Волнение, страх,
горечь и сомнения смешались в одном сосуде, давили на хрупкие
стенки, собираясь разорвать изнутри.
Голова настолько
отяжелела, что Май почти молила о беспамятстве.
И ее мольбы были
услышаны. Когда они добралась до Южных врат, Май крепко спала,
обхватив наставницу за пояс.
***
Город встретил Клаудию
привычной роскошью, мрамором и запахом разогретого солнцем камня.
Людей вокруг было полно. Хоть закат уже догорал, но по домам никто
не торопился. Из открытых магазинов доносились отзвуки жарких
споров, у самых ворот толпились путешественники, торговцы и стража,
проверявшая вещи тех, кто пытался попасть в
столицу.
На рукавах крепких
мужчин серебрился знак Совета Рагур’ен: восемь скрещенных копий,
заключенных в круг.
Как была не похожа жизнь
здесь и среди песков! Сахра‑таш в восточном стигае не уступал
столице размерами. Служители Первородной превратили временное
убежище в настоящий торговый рай, расположившийся вокруг
крупнейшего оазиса – подлинной жемчужины пустыни. Коренные жители
восточной земли приняли их, пусть и не сразу, но делились опытом,
помогали строить новый мир.
Клаудия не могла
отделаться от мысли, что в пустыне все было проще, что там она
чувствовала себя свободнее. Здесь же дорогу нельзя было пересечь,
чтобы не обратить на себя пристальные взгляды десятков
глаз.
Иногда такие мысли
подводили Клаудию к тонкой корке льда, под которой скопилось
желание покинуть город, вернуться в Сахра‑таш, на все наплевать. Но
Первородная ждала ее и пристально наблюдала из глубины
сознания.